Меряя шагами пустые коридоры и лестницы, я думала.
Взрослая образованная девушка, которой является синьорина Раффаэле, даст мне сто очков вперед. Что и было всем нынче предъявлено. Оставить все как есть, и будь что будет. Ну что страшного, если Саламандер-Арденте сдвинется с первой на вторую строчку успеваемости? Всего лишь не получу отличительного знака и не мое имя выбьют на мраморной стене почета. Карарский мрамор пока был девственно чист, и быть на нем первой – так сказать, первой из первых – было бы крайне лестно. А еще Эдуардо… Будет ли достойна его вторая?
– Филомена? – прошелестел под сводами голос сестры Аннунциаты.
Обернувшись на звук, я увидела полуоткрытую дверь школьной библиотеки.
– Ты снова презрела отдых?
Войдя в библиотеку, я присела в поклоне:
– Простите, госпожа директриса, нынче не получается себя обуздать.
Монашка сложила сухие ладони поверх листов раскрытой книги.
– На уроке литературы ты показалась мне слишком тихой.
– Внутри меня бушует пламя.
Сестра Аннунциата покачала головой в монашьем клобуке:
– И, кажется, причина пожара мне известна. А тебе, дитя, известно, что гордыня – смертный грех?
Повинно опустив голову, я молчала. Директрису я уважала безмерно, единственную среди учителей. Сестра Аннунциата приходилась дальней родственницей покойному дожу Дендуло, и именно он приставил ее руководить «Нобиле-колледже-рагацце». Сан благородная донна приняла в юном возрасте, и грех стяжательства был ей чужд, а еще она была поэтессой, довольно известной даже за пределами Аквадораты.
– Саламандер-Арденте, – после паузы прошелестела монашка, – горячие и необузданные… Покайся, дитя.
Опустившись на колени у кресла, я покаялась: сначала в гордыне, после в зависти и дурных словах, напоследок признавшись в мелькнувшей мысли закончить соперничество с Паолой физическим устранением последней.
– Не больше чем на минуту, матушка, но мысль такая меня посетила. Помните, в прошлом году синьорина Фози сломала ногу, упав с лестницы, и покинула школу?
– Вместе с той девицей, которая ее толкнула.
– Потому что надо было не толкать, а налить чуть оливкового масла на третью ступень сверху…
Я запнулась, потому что над моей склоненной макушкой раздалось явственное хихиканье:
– Филомена, у тебя преступный ум!
Вот и кайся после такого! Во-первых, действительно не больше минуты я эту операцию планировала, а во-вторых, призналась же!