Эди поднимается ещё до того, как мама закончит, и лохматит макушку Чипа, зовя старичка за собой в комнату. Её сёстры и братья. Прозрачные следы счастливого детства. Сёстры… Братья… Было что-то… Было что-то такое важное…
Она останавливается.
– Ты как-то сказал, что это могут быть «братья оттуда».
– Эди, – поражённо одёргивает мама и встаёт к ней. Нет, не поражённо. Она не поражена, она напугана – она вцепилась в руку Эди и не может найти слова.
– Я не помню, чтобы говорил такое. Иди к себе, – подводит черту отец. Ни один мускул не дрожит на его лице. Дочке бы понять, что разговор окончен и дальше её нос не поместится.
– Несколько лет назад ты сказал эту фразу маме, – остервенело говорит она, грозно сводя брови точно не волнуясь о папиных намёках. – Но у тебя нет братьев. Откуда эти братья?
– Эди, оставь эту тему, будь добра, и уйди к себе, – вполголоса просит мама.
– Это связано с тем, что у нас другие крестики, да? – не останавливается Эди. – У всех в школе крестики простые, но у нас с Иисусом. Поэтому вы подаёте объявления только в чужих городах? Из-за братьев?
– ЭДИ!
Стол трещит от папиного удара, и когда в два шага он подлетает к ней, Эди пугается, но с места не двигается. Отец лишь хватает дочь в охапку и заталкивает её,брыкающуюся, в комнату, пока растерянный Чип скулит и мама обхватывает себя руками, понимая, что отец прав.
– Почему вы напуганы?! Что ещё вы знаете?!
– На сегодня с тебя хватит! – кричит он, и хотя Эди обидно, обидно, обидно, она улавливает в округлившихся глазах отца… панику? прежде чем летит обратно к захлопывающейся двери, но не успевает – влетает скулой в резьбу и чешет лицом до самой ручки, стукаясь коленками.
Их с Чипом заперли.
Заперли!
– Почему вы не дотянетесь до них?! Почему даже говорить об этом боитесь?!
Эди трескает дверь кулаком и ещё, и ещё, и ещё, и… ещё… и… всё.
– Это нечестно, – шепчет она Чипу, глотая горячие слёзы, а Чип ложится на кровать, свешивает седую морду на чёрные лапы и смотрит на неё.
Что теперь она сделает? Почему не расскажут ей? Она бы искала вместе с ними, она бы очень, очень хотела увидеть их такими, какими не помнит: приятно хлопотными, свободными, целыми.
– Как думаешь, если бы я тогда не захотела спать?..
Чип сразу зевает – очевидно, слушать такие глупости он не намерен.
– Ты прав, – вздыхает девочка, присаживаясь рядом, и хорошенько трёт глаза, стирая слёзы и напряжение, а затем гундосит в ладони: – Но я просто не могу больше терпеть, понимаешь? Мне кажется, у меня в руках столько верёвочек от загадки, но все они запутаны, и вот эти двое, – тычет она пальцем в дверь, – совершенно не помогают своим ребячеством.