Так проходили дни, когда правитель баронства Вуков боролся с хворью, которая, разрушая еще крепкое тело, пыталась свести его в могилу. Никто уже не сомневался, что скоро барону придет конец. Все удивлялись: как еще в нем теплится жизнь?
В этот вечер мессир Корнелий Бром продолжал проводить все необходимые лечебные процедуры. Многие не замечали, насколько отчужденным стал Корнелий с момента заболевания барона. Он был теперь совсем нелюдим, сосредоточен и вечно погружен в свои мысли. Время тянулось, главный лекарь методично выполнял те действия, которые могли, по его мнению, дать положительный результат. Он пускал кровь, вливал необходимые настои, вкалывал нужные лекарства, прикладывал компрессы на язвы. Лоб мессира Брома взмок от пота. Густые брови напряженно сошлись на переносице. Вздувшиеся вены на висках пульсировали. Облысевшую голову лекаря покрывал черный шаперон. Стекло монокля в правом глазу запотело. Но всего этого Корнелий не замечал, ему было не до того.
Главный лекарь узнал кое-что. Узнал давно и теперь был носителем этого бремени. Он бы, наверное, никогда и не поделился ни с кем своей тайной, так как сам не был до конца уверен. Но болезнь барона все изменила. И теперь вопрос стоял только в одном. Сможет ли барон выжить. Если нет, то это одно. Если да… То, о Всемогущий, это совсем другое дело! Мессир Бром старался проводить с Аластором много времени. Как можно больше. Тем более, что в этом не было ничего подозрительного, а главное – это еще было необходимо и с медицинской точки зрения.
Погода на улице удалась по-летнему хорошей. Было тепло, но не жарко. Заходящее солнце бросало в комнату свои последние в этот день лучи. Они скакали по комнате, отражаясь на стекле, доспехах и оружии, предметах из драгоценных металлов, которыми были богато обставлены покои правителя баронства Вуков. Целая плеяда взблесков и сияний устроила настоящее представление, кружась по помещению в своем удивительном танце. Но пляска их становилась все менее зажигательной и стремительной. Одного за другим, солнце забирало своих детей из комнат замка, уступая место царству ночи: темному, мрачному, полному тайн. Наступало время тихих дум и аскетического спокойствия для многих созданий этого мира.
В этот самый момент, мессира Корнелия Брома, вырвал из его мучительных дум хриплый и тяжелый, словно из самого пекла, голос: