– Ставь на стол. Какой же ты долгий! В следующий раз велю тебя сменить, и больше никогда не получишь эту работу. Никакую работу не получишь. Лучше было доверять такие вещи рабу. Ступайте, дети мои, я хочу насладиться моим любимым блюдом одна. Я порядком утомилась. И помните, что только молитвы, обращенные к Всемогущему, могут спасти нашего почитаемого и светлейшего правителя. Молитесь. Молитесь также усердно, как я молюсь.
«Да уж, молитесь…! Молиться также, как ты – это значит не молиться вовсе, хитрая карга!» – подумал про себя Джон Вук, когда покидал покои мачехи вместе с братьями.
Барону Аластору Вуку снились летающие псы. Он любил охоту и содержал огромную псарню. Он не был кровожаден в миру, но, когда брал след жертвы, превращался в беспощадного убийцу. Любому попавшемуся на его пути загнанному зверю приходил конец. Даже медведю. О, скольких барон лично заколол! Бэренбайсеры барона считались самыми сильными и свирепыми среди всех псов баронства. Они настигали медведя, неистово кидались на него и грызлись не на жизнь, а на смерть, пока не подоспевал хозяин. Быстрым и смертельным ударом пики Аластор Вук-старший пронзал зверя и украшал помещения своего замка еще одной шкурой. Один раз пика сломалась, медведь кинулся на барона, но тот был в такой ярости, что смог добить хищника кинжалом, чудом уцелев сам. Видно, в глазах барона, даже медведь увидел что-то демоническое, когда умирал.
Теперь сам барон лежал поверженный и беспомощный, почти мертвый. Он летал на псах в своих галлюцинациях, его убивали медведи и поедали его внутренности, он мучился и терзался. То его поднимало ввысь, то кидало в темную бездну. Потом тошнило во сне, выпадали волосы и зубы. Несколько раз барона живьем заколачивали в гробу, и он чувствовал вибрацию от ударов комьев земли, бросаемых сверху на деревянную крышку. Он кричал, но звуков его воплей не было слышно.
Иногда ему являлась Изабелла. Та, которую он любил всю жизнь. Наступал покой. Он становился перед ней на колени, прикладывался лицом к ее животу и плакал. Она гладила его по голове и говорила, что теперь все будет хорошо и бояться больше нечего. Аластор, словно наяву, ощущал прикосновение ее нежных и любящих рук. Потом все рассеивалось, и барон плакал еще больше. Все было обманом, иллюзией.