Так началась у молодой семьи жизнь с постоянными перемещениями, потому что отец семейства отлично чувствовал момент, когда какой-нибудь рассерженный на него сослуживец может написать донос в органы внутренних дел. А попав однажды в их цепкие лапы, вывернуться от них было нелегко, они работали по плану, отпущенному сверху, а план нужно было выполнять, еще лучше перевыполнять, так что разбираться, сказал ты что-то против советской власти, или нет, не имело смысла, проще было состряпать дело и «шлепнуть».
Отец, уже в молодые годы наученный горьким опытом общения с представителем Губчека, размахивавшим перед ним револьвером, когда убеждал стать писарем команды по раскулачиванию, с годами хорошо чувствовал, когда наступил момент, чтобы удрать туда, где никто о тебе ничего не знает. А семья росла, и каждый новый ребенок, четверо, и все мальчики, рождались все в новом населенном пункте, все дальше от первого, не меньше 200 километров.
Кроме четырех сыновей у матери Амильды был на руках еще и принятый в семью несовершеннолетний брат ее, которого хотели перед войной усыновить, чтобы на нем не висел советский жупел «лишенца», как сына раскулаченного и посаженного в тюрьму отца.
А теперь вот война и новые вопросы, и мы тут, в этом бараке, в этой самой Большой Яме, на краю цивилизации, где даже дороги дальше нет, за складом заготовленного леса накатанная лесовозами дорога делает круг обратно. Дальше только крутые склоны гор, заросшие вековыми деревьями хвойного леса, и за горами Китай. Рассказы матери затронули не только период нашей семьи, который мы, дети, переживали сами и со временем могли часами, одни в бараке, осмысливать, но и жизнь матери в отцовском доме, еще в самые молодые годы ее, в царское время. В то время, когда жить крестьянину-земледельцу было трудно, нужно было тяжело работать, но зато жить можно было хорошо. И жили хорошо.
По-видимому, эти рассказы матери о хорошей, трудной, но действительно хорошей жизни в царское время, натолкнули автора на тему этой книги, на то, что первое столетие немецкой крестьянской колонизации, начавшейся с манифестов Екатерины II, можно назвать «золотым веком» немецкой диаспоры в России. Золотым веком не потому, что у переселенцев в это время не было никаких забот, и они встретили в России сказочные «молочные реки и кисельные берега». Нет и нет. Жизнь первопоселенцев была связана с неимоверными трудностями, болезнями и смертью близких, взрослых и детей, трудностями устройства на новом месте, часто в голой степи, незащищенностью от набегов диких соседей.