Еще в 1849 году в Забайкалье были передислоцированы четыре Сибирских линейных батальона. Однако этого количества было явно недостаточно, и выход Муравьев находит в создании нового казачьего войска – Забайкальского, которому он отводит большую роль в заселении Приамурья и Приморья. Оно создается в 1851 году. А спустя пять лет Амурская экспедиция образовывает три русских поста (Кумарский, Зейский, Хинганский ) и этим фактически завершает присоединение Приамурья к России. С этого момента начинается довольно бурное заселение и хозяйственное освоение как Приамурья, так и Приморья, где образовываются военные посты по рекам Уссури, Сунгач и на озере Ханко. Поселенцами являются опять же казаки, штрафные солдаты и даже, ставшие на путь исправления, каторжники. Но «Амурский вопрос» требовал не только фактического, но и политического урегулирования. Крайне необходим был договор с Китаем по решению пограничных вопросов, который бы закрепил сложившуюся ситуацию. В 1858 году заключается Айгуньский, а следом и Тяньзинский договоры, которыми была определена линия прохождения русско-китайской границы в основном по Амуру. В 1860 году полностью завершился процесс формирования дальневосточного участка границы. В этих достижениях – полная заслуга генерал-губернатора Муравьева Н.Н., проявившего себя не только великолепным администратором -хозяйственником, но и блестящим дипломатом. Это сухопарый, стройный, с высоким лбом и усталыми, слегка припухшими глазами человек не знал покоя. Чрезвычайно легкий на подъем, в чем не раз убеждался Колесов, он был постоянно в движении: то производил инспекционную поездку вдоль побережья на пароходе -корвете «Америка», или торопился в Китай на переговоры по пограничному обустройству, то, передвигаясь по Амуру, заботился об увеличении народонаселения и экономическом развитии этих мест. Не обходил своим вниманием Муравьев и запредельно далекие Аляску и Алеутские острова. Одно время нацеливал на поездку туда и Колесова с целью определения обороноспособности этих окраин. Но текущие дела постоянно требовали отложить эту поездку пока необходимость в ней естественным образом отпала.
В Хабаровке Колесов поселился на постоялом дворе, построенном с Сибирским размахом. Здесь было даже несколько отдельных комнат для приезжих, что в постоялых дворах встречалось довольно редко. Комната была небольшая с выходящей в нее тыльной стороной печи и радующей глаз светло-желтой новизной бревенчатых стен, сохранивших хвойный запах. На стенах висели 2-3 лубочные картины с незапоминающимися сюжетами, пестрый домотканный коврик и зеркало, под вышитой накидкой. Два стула, стол и главное – кровать, а не койка, дополняли все незатейливое убранство этой сибирской гостиницы. Степан поселился в соседней, общей, комнате и, подавая по утрам умываться и завтракать, рассказывал Колесову о новостях со всей округи, которые по вечерам завозили сюда разные путники, останавливающиеся на ночлег. Жизнь опять приобретала какие-то стабильные оседлые черты с устоявшимся бытом. Дни потекли похожие один на другой. После завтрака, не зная, чем заняться, Колесов шел на прогулку к Амуру, обедал поздно, затем валялся в кровати, читая или дремля, а вечером направлялся к какому-нибудь знакомому, коих здесь у него было мало, в основном -к командиру одного из Сибирских линейных батальонов, расквартированному в Хабаровке, подполковнику Дьяченко. Высокий, плотного сложения с короткой окладистой бородой он неизменно вызывал симпатию своим добродушно-веселым видом и какой-то основательной надежностью. Интеллектуально развитый он мог поддержать практически любую беседу. Вот и сейчас начали о литераторах и дошедших сюда новинках литературы, но затем разговор неизменно сошел к проблемам местного значения. А проблема в основном была одна – нехватка людей.