Бенджамин схватил Орлеана за ворот, и тот громко рассмеялся ему в лицо.
– Прекрати истерить, ты, ублюдок, – прошипел сквозь зубы Бен. – Я не для того пришел, чтобы ты захлебывался в своей желчи. Адриану поручали тебе, только ты за нее в ответе, не смей меня обвинять! Не уследил за любимой сестрой, да? Ну так вот теперь пожинай плоды собственной безответственности!
По телу Орлеана как будто прошелся заряд молнии, он еле сдерживал себя от того, чтобы не накинуться на мистера Файера, не разорвать его, не заставить отхаркиваться собственной кровью, не размозжить его чертову голову об стену и скинуть с того же утеса, с которого…
«Нет… я не…» – на глаза внезапно навернулись слезы, но Орлеан приложил все усилия, чтобы вновь принять прежний вид. Отец смеет спирать всю вину на него. Ну и отлично. Что же, так даже лучше. Больше ненависти к папаше, а значит больше гнева и меньше болезненных воспоминаний, на которые не останется времени. Теперь уж точно.
– Если ты закончил, то собирайся, мы идем к Стоунерам на прием, – сказал Бен уже спокойным голосом. – Кстати говоря, твоя мать все-таки добилась, чтобы тебя перевели в мою школу. Так сказать, под мой надзор.
Орлеан на миг потерял дар речи, но тут же оклемался, склонив голову набок и прищурившись. Значит, переводит его в свою школу? Он ведь так старался огородить их с сестрой от своего драгоценного заведения, а уж мама и подавно не могла до несчастного случая никак повлиять на своего мужа – он никогда ее не слушал. Что же произошло теперь? Смерть Адрианы все-таки повлияла на него? А впрочем, какая разница. Теперь уже на все наплевать. Если уж судьба подарила шанс начать жизнь сначала, уйти от проклятых однокурсников, что сгубили их с сестрой покой, свели единственного любимого человека в могилу, надо воспользоваться таким подарком. Возможно, в новой школе его ждало долгожданное спокойствие. Только вот Адрианы не будет рядом. Ей бы понравилось… От этих мыслей сердце в клочья разрывалось, без того усеянное гематомами.
«Сестренка, милая, лишь ты одна всегда поддерживала меня. Видит бог, я пытался изо всех сил защитить тебя, отгородить от твоего дурацкого увлечения, но ты, как всегда, шла напролом… И отец не пожалел никого из нас. Не пожалел тебя, хотя ты так яро отстаивала его позицию, надеясь, что он образумится и примет своих детей. Ты ошиблась. Впервые ошиблась», – думал Орлеан, какой раз сглатывая вставший поперек горла комок, закрывая тяжелые от недосыпа, усталости глаза.