– Ну, не знаю, потому что я мелкая и… может, потому что у тебя кто-нибудь есть.
– Нет у меня никого, – бросил я, чтобы она поскорее отцепилась.
– Ладно, – еще шире улыбаясь, ответила Аня и, развернувшись ушла к своей подруге, с которой в паре стоял Рома.
– Это что?
Рома пожал плечами.
– Меня больше интересует, – сказал он, – зачем танцевать на последнем звонке. Этим одиннадцатый класс занят как-бы.
Я обернулся к Ане, сидевшей со своей подругой в другом конце спортзала, к ним подошла Куратова и присела рядом. Они начали что-то обсуждать и хихикать.
– А как вторую зовут?
Рома посмотрел в их сторону:
– Аля.
– Ты раньше с ней общался?
– Не. Мы тусим в разных компаниях.
Тут девчонки вместе с Куратовой повернулись к нам и уловив на себе наши взгляды начали смеяться.
– Тебе не кажется, что Куратова как-то странно себя ведет?
– Ты слышал слухи, что она спит с Крюковым? – вопросом на вопрос ответил Рома.
– Ну.
– А я слышал, что это не слухи. Так что да. Мне кажется, что она странно себя ведет.
– Откуда ты знаешь, – удивился я.
– Я общаюсь с его сестрой.
– Бедный Крюков.
Рома рассмеялся:
– Да-а-а, – протянул он, – бедный Крюков.
***
– Марковна в бешенстве, – сказал Дэн.
Марковна – это наша классуха.
– Из-за чего? – спросил я.
– Из-за того, что вас Куратова забрала. Мол: как можно прогуливать уроки математики! Ее же надо сдавать на экзамене.
– Пускай Марковна выдыхает. До экзаменов еще год. Ничего страшного, – отмахнулся я.
– Так пойди и скажи ей это.
Мы сидели в столовой, пили чай и болтали. Вскоре к нам присоединились Лиза и Сара.
– Марковна в ярости, – произнесла Лиза, глядя мне в глаза.
– Я знаю, Дэн уже рассказал.
– Выйдем сегодня прогуляться вечером? – спросил Дэн у всех.
Лиза пожала плечами:
– Можно.
Лиза мне нравилась. Но, как и все парни я боялся себе в этом признаться. Когда ты говоришь:
– Да, мне нравится эта девушка.
Ты даешь зеленый свет мыслям об этом человеке. Ты думаешь о нем. О его улыбке. Фразах. Представляешь его глаза. Вспоминаешь неловкое, случайное касание, произошедшее где-то в темном коридоре на бегу. А в это время в груди что-то мечется жгучее, и во рту пересыхает, и дурно становиться.
Я пытался подолгу не смотреть на Лизу – всегда вскользь. Никогда не передерживать в объятиях. Поменьше говорить. И будучи рядом с ней вел себя скованно, потому что не хотел выдать ей свои чувства. Но тем самым показывал их. И она прекрасно это понимала.