– Да не уж-то, дождались? – отозвался Петр, сквозь пробивающуюся слезу радости, когда сосед повторил ему, только что услышанное. – Хрен вам в грызло, а не Москву, чувствовали ироды, что русский не лягушатник какой-нибудь, по сусалам еще как, накидать может. Вот и пригнали нас с тобой, землячок, подальше от нашей землицы, от греха подальше, на них горбатиться.
– Может быть и ладно, что пригнали, там-то у нас и вовсе шансов не было, а здесь, глядишь, да и выдержим как-нибудь, только бы наши, и вправду проперли бы их в задницу…
– То-то, я погляжу, какой ты выдюживший, да и я не лучше, – перебил соседа Петр, – завтра, тачку в руки и вперед, заново гробиться. Меня от одной мысли об этом, трясти начинает, но как-то терпеть надо…
– Всем заткнуться, – в свою очередь, перебил его рассуждения, свирепый рык старосты, сопровождаемый свистом плети, – или я вам глотки быстро заткну, в один миг. Разорались тут, недоумки долбанные, хана краснозадым вашим, не сегодня – завтра. Нехер сплетни, ихние, слушать. Всем, все понятно? Или вопросы, какие возникли? Так я, по быстренькому объясню, а кому не понятно будет, так немцы, еще быстрее в чувство приведут. Все, тишина, – закончил он.
– Кажется, не сплетня это была, – рассуждал Петр, в мертвой тишине, – нет, не сплетня, уж очень непривычно яростно, изводил себя в бешеном крике, староста. Почувствовал, сука, запах жареного, воротник туговат, становится, предвкушает веревку на шее, а петля затянется, рано или поздно, обязательно должна затянуться.
Беда, одна не приходит, – всем известный факт. – Пришла беда, отворяй ворота, – часто повторяем мы банальную фразу, именно тогда, когда напасти следуют одна за другой, порой, независимо друг от дружки, а, зачастую, не имея причинно-следственной связи. Наверняка, и у других народов есть, возможно, в другой форме выраженные, наблюдения этой закономерности. А, о нас и говорить нечего. Приученные, многолетним опытом, великих перемен, когда неприятности посещали нас, с регулярным постоянством, мы и не сомневаемся, порой напрасно, что беда пришла – жди беду следующую. Совсем наоборот мы относимся к приятным событиям. Тот же опыт нам подсказывает, – не радуйся очень – спугнешь. Не напрасно, в нашей речи твердо закрепилось словосочетание «нечаянная радость», то есть; незаслуженная, совершенно случайная, без всякой на то причины, свалившаяся нам на голову. Вряд ли, найдется какой-нибудь, наивный русский, у которого, ненароком, промелькнет мысль, – а вдруг, радость пришла, а следом еще и еще. Тем более, глупо надеяться на серию приятных новостей, которые могут вызвать радостные чувства, у людей, находящихся в жутких условиях вражеского плена, на грани выживания. По этой причине, новость, об успехах Красной армии, притом, возникшая в такой подходящий момент, воспринималась, большинством обитателей лагеря, с нескрываемым восторгом, как чудо. Но все понимали, что их реакция на новость слишком бурная, и не может остаться незамеченной лагерным начальством. Понимали и то, что, совсем скоро, неминуемо последует наказание, и за фиаско немецких войск под Москвой. Но особенно за то, что, об этом стало известно, самым обездоленным и бесправным, но все же советским людям, которые, и в этом аду, в большинстве своем, остаются преданными своей измученной Родине. И когда, на следующие утро, малорослый молодец, среднеазиатского обличья, сиплым голосом стал выкликать по номерам пленных, которые должны будут остаться на месте, после построения, Петр подумал, – вот он, ответный ход. Не стали фрицы откладывать в долгий ящик, это вам не русский Ваня, что долго собирается отомстить, пока совсем не забудет. Он обреченно ждал, когда произнесут его номер, приготовившись к худшему. Прозвучала команда, – остальным разойтись по своим местам. Толпа «счастливчиков», в одно мгновение, увлекла его за собой в душный, но казалось, спасительный, на четверть опустевший, барак. В тревожной тишине, слышно было, как колотится растревоженное сердце. – Спаси меня Господи, – неожиданно прозвучало в нем, однажды под бешеным обстрелом, сказанное одним из его однополчан, совсем еще мальчишкой. Он помнил, что тот, видимо усмотрев во взгляде Петра нечто, вроде изумления, тут же добавил, – в окопах не бывает атеистов.