– Девушка, куда едем? – незнакомец возник будто из ниоткуда и попытался выхватить дорожную сумку из руки Вероники.
– Отпусти, придурок! – зашипела она в ответ, наградив наглого мужика свирепым взглядом.
– Ладно, – немедленно сдался тот, бросив сумку и подняв вверх руки. – Я вообще-то таксист, а не грабитель…
– Вот и таксуй отсюда в обратном направлении.
– Дура психованная, – констатировал таксист и отошёл к группе мужчин, с интересом наблюдавших за происходящим со стоянки.
Вероника направлялась именно туда, но дружный гогот и любопытные взгляды, которые бросали на неё коллеги незадачливого водителя, отбили всё желание. Не важно, над кем они смеялись – её взбесил сам факт. Где вежливость? Где нормальная человеческая учтивость? Или вдалеке от больших городов этому не учат? Почему клиент должен чувствовать себя неловко? Вообще в этой дыре есть нормальные люди или все такие наглые и невоспитанные?
Она начала злиться ещё в электричке. Совершенно не подумала о том, что с утра дачники толпами отправляются за город, чтобы провести день с пользой и в трудах на своих огородах. Вагоны оказались битком забиты ещё на конечной, а на ближайших нескольких станциях количество пассажиров только увеличивалось, хотя казалось, что дальше уже некуда. Поскольку расталкивать локтями толпу с целью побыстрее оказаться в вагоне и занять сидячее место Вероника как-то не привыкла, перрон она покинула в числе последних и оказалась зажатой между упитанным дядькой и щуплой старушонкой в широкополой шляпе.
Старушка всю дорогу возмущалась и пыталась куда-то протиснуться, раздражая своей шляпой не только Веронику, но и всех, кому этот писк дачной моды попадал по физиономии. Постепенно прибывающая толпа всё же внесла ворчливую пассажирку из тамбура в переполненное пространство собственно вагона, и многие вздохнули бы с облегчением, если бы в удушливой тесноте можно было вздохнуть. Вероника осталась в тамбуре, но умудрилась подобраться ближе к стене, где пинались и толкались меньше.
Где-то прищемили собаку, кому-то наступили на ногу… Пышнотелая тётка обозвала тощую Веронику коровой и приказным тоном велела «не растопыриваться». Вагон, двери из тамбура в который даже не закрывались, гудел, как улей, и от этого шума, приправленного ароматами пота и косметики, у девушки довольно скоро начала кружиться голова. Половину пути она практически не помнила, потому что изо всех сил боролась с тошнотой и пыталась не потерять сознание. Да и если бы потеряла – упасть бы не дали, потому что падать было некуда.