– Хватит вам которатися! Гневаетесь, то грех! Тебе Феофил, по чину положено с покорностию выслушивать наставления всякого мниха.
– Да я что ж, я с радостию всем наставлениям внимаю. Так не о том же речь, келарь. Тебе же ведомо, по указанию преподобного Феодосия мы стекло варим для мусии, коей украшают Софийский собор. Для стекла поташ надобен, в нём сила. Под дождём сила из золы с водой уходит, доброго стекла не сваришь.
– У Бога сила, – упрямо стоял на своём Евстафий. – Захочет Господь, даст силу, захочет, отберёт.
Феофил с досады взмахнул руками:
– Экий ты! Господь нас всякими ухищрениями наделяет, в том и есть Его сила. А вы ленитесь десяток шагов сделать и на Бога киваете.
Келарь посмотрел на насупленное лицо Евстафия:
– Гордыня тебя одолела, Евстафий. Преподобному скажу, пускай епитимью наложит. Прав стекольник, делай, как он велит. Украшение Софийского собора – то богоугодное дело, никаких трудов для него не пожалеем.
Досталось и Феофилу:
– Чрезмерно гневлив ты, брат. Не криком, молитвой, молитвой надо. Коли сам не можешь, подойди к старшим, к преподобному подойди.
Феофил вернулся в стеклодельню. Гордий на очаге выпаривал поташ, в мастерской Ермила готовил припас для смеси. Мерным ведёрком Феофил засыпал в творило песок, дроблённый прокаленный свинец, добавил поташ, для зелёного цвета – горсть медных кусочков, кивнул помощнику:
– Перемешай как след, пойду к преподобному за благословением.
Наскоро перекрестившись, стекольник осторожно приоткрыл дверь. Обычная молитва игумена не нарушала тишину. Феофил вгляделся в полумрак – пустая келья слабо освещалась лампадой у иконы Спасителя и малым оконцем. Так же осторожно, словно опасался нарушить покой обиталища игумена, Феофил прикрыл дверь, отправился на поиски преподобного. По обычаю, не одно дело в монастыре не должно вершиться без его благословения.
У поварни хлебопёк дразнил монастырского юродивого:
– Иоаким, посчитал ли ты сегодня ворон? Ну-ка, борзо иди, считай, да гляди мне, ни одной, как вчерась, не пропусти. Пока не посчитаешь, обедать не приходи.
Юродивый улыбался, мелко кивал, тряся жиденькой бородёнкой, переступал босыми ногами.
– Мокий, преподобного не видал? – окликнул насмешника Феофил.
Тот, недовольный помехой в потешках, ответил, осердясь:
– У нас он, тебя дожидается.