«В ночи Велес идёт по Сварте, по молоку Небесному, идёт к своему чертогу. А на заре возвращается к воротам. Там мы ждём его, чтобы зачать песни и славить Велеса от века и до века. И славить его храмину, которая блестит многими огнями. И становится всё жертвенницей чистой. Это Велес научил Праотцов наших орати землю, засевать целины, и жать снопы колосистые, и ставить сноп при огнище в доме, и почитать Его, как Отца. Слава Велесу!»
И отец, и дед, и прадед попервах читали молитву покровителю всех ремественников, потом зажигали огонь в горне. Без неё нельзя. И посуда потрескается, и звона не будет.
Но молитва молитвой, да за огнём самому следить надобно, тогда и Велес поможет. Сыновья ушли спать, не в силах преодолеть дремоту. Несда остался один, присел на лавку, развлекался сполохами памяти.
Когда-то, радуясь первенцу, собрав с кружала остатки глины, Несда научил Рознега лепить свистульки. Первая свистулька, вылепленная детскими ручонками – кривобокий петух, издававший сиплые звуки, – долго хранилась на полке с оберегами. С тех пор так и повелось, после Рознега свистульки лепил Завид, теперь лепит младший. Свистульки валялись по всему дому, болтались на поясках у всех детей. Малые гончары досаждали взрослому за работой, но Несда не отмахивался от сыновей. Дабы из них выросли добрые гончары, пальцы должны чувствовать глину. Для этого нужно лепить, лепить и лепить. Лучшие свистульки, прошедшие строгий отбор, радуя сыновей, брал на торжище.
После заутрени Феофил полаялся с Евстафием, начальствующим над хлебопёками и всей кухней. Ночью пролетел косохлёст, во дворе стояли лужи, ветер срывал с листьев дерев холодные капли. Истопники опять высыпали золу под открытым небом, а не стаскали под навес, как многажды указывал Феофил.
– Далась тебе зола! – кричал Евстафий. – Что под навесом лежит, что открыто – всё равно зола.
– Голова твоя дубовая, – гневался старший стекольник. – От воды зола силу теряет. Толку от той золы, что под дождём лежала, никакого.
– Что там зола, что там, – упорствовал Евстафий.
Инока раздражали поучения послушника, хотя и носившего уже монашескую одежду, но ещё не принявшего малую схиму и потому, по монастырскому порядку, стоявшего гораздо ниже.
Келарь Феодор, привлечённый перебранкой братий, прикрикнул на Евстафия и подошедшего на его зов Феофила: