И ещё про него. Да, он в третьем ряду (лучше – в петлю)!
И покончим скорей. Приговор. Адвокат. Время оно.
Я – бессмертна.
***
…памяти, места, небес, обладаний твоих,
всё, что имею: познания – дерзкие – тела.
Этих колец годовых и годов световых,
много звенело, летело, желало, горело.
Много стремилось, плелось, разветвлялось, росло,
листья роняло, где все горизонты – слепые.
День моей казни. Ты помнишь, забыл ли число,
как умирать от любви? Умираю впервые!
Как оставаться друзьями со мною – с ребром,
что к твоему позвоночнику крепится люто!
Тридцать серебряных, цену назначишь потом,
долларов, запахов, евро, заплаток, валюты.
Нынче почём Эвересты? И звёзды в ладонь?
Сколько пучок Карфагенов разрушенных? Троей сожжённых?
Если держу на груди, как икону икон
я телефон, где слова твои – бег Фаэтонный?
Ужас в глазах у округлого, нежного «о»,
плач у «люблю» и когтистое эхо над Волгой!
Нет, я не знаю о дружбе почти ничего,
дружба влюблённых, как пытка безвинного поркой.
Ты – мне пальто в гардеробе, а я, мол, мерси,
ручку – в трамвае, ещё шоколад в пирожковой.
Я умерла. Без тебя. Пощади и прости.
Камни в груди. Всей земли. Все вулканы. Все склоны.
Мальчик вон тот, что по тропке, не наш ли он внук?
Старец, с картины сошедший, не наш ли Угодник?
Ножки целую младенчику! И, словно мук,
вод мне не счесть этих детских, мне околоплодных!
О, я же мать всех с тобой не зачатых детей:
Катей, Иришек, Иванов, Данилов, Антонов…
Страстной звездою на небе примята постель
сладостных стонов!
***
Что вверила в руки твои
Клаасовый пепел у сердца.
Весь космос мне душу скровил,
и кто же тебя подкупил
за несколько жалких сестерций?
Так раб может стоить. Цена:
смех Августу Октавиану
в Помпее. Какого рожна
я нынче пригвождена
к скале, ко кресту и к капкану?
Ужели ты из стихо-дрязг,
из шлюшных сетей социальных,
ужель ты из тех, кто предаст
за жалкий кусок премиальный?
Заказчик – всё тот же the best,
вулкан, сжёгший Рим – исполнитель!
Наивная я! «О, поймите!» –
вопила продажной элите.
А эллины – масло и шерсть
на рынок несли. Караваны
текли. Доблесть, слава и блеск
царили – легки и туманны!
Я думала, ты мне – сестра!
А ты – мёртвый город. Продажны
в нём женщины. Я в твоей краже
не лучше, не хуже, не гаже.
Икарами рифма щедра!
Шопеном. Есенинской плахой,
повешенным шарфом, рубахой,
расстрелянным небом в упор.
И файл и портал нынче стёрт.