– Да хрен знает, кто. – отмахнулся капитан. – Не обращай внимания… Так ты счастливый папаша? Отличный семьянин?
Терехова подмывало ткнуть Репьева носом, указать ему место, подчеркнуть, что он давно уже не самый первый, не самый лучший при всех старых привычках. Судя по всему, семьи у капитана не было – женскую руку на мужчине сразу заметно, а этот какой-то чисто по-армейски подшитый, наглаженный, причесанный и вечно голодный.
Но почему-то в бане врать не хотелось, возможно потому, что сидели голые.
– С моей работой, мать ее… – вместо хвастовства выругался Терехов, потрафляя тем самым самолюбию однокашника. – Торчу месяцами по тундрам… Между прочим, я же потом туда вернулся!
– Куда – туда?
– На третий этаж, откуда прыгали.
– Да ну?…
– И женился на Светке. Ты помнишь Светку?
– Я их и тогда-то путал… Неужели ты вернулся?
– Через пять месяцев, добровольно-принудительно. Светка привезла родителей, ковер и показала живот. Прямо в кабинете начальника. Ты уже тогда давно выпустился…
Жора не дослушал, занятый своими мыслями и тоже врать не захотел.
– Двух подруг сюда привозил. – вдруг признался он. – Одна выдержала почти год. Верхом ездить научил, стрелять. Все условия вроде бы создал… Вторая через три месяца сбежала. Только стрелять и научил. С туристами договорилась, и пока объезжал территорию, слиняла… Третья сама пришла, возьми, говорит…
– Да ты многоженец!
Репей на шутку не отозвался.
– Есть тут у меня один проповедник полигамии. Мешков фамилия, здешний шаман, лекарь или хрен знает кто. Шарлатан, в общем. Но у самого несколько жен, почти официально, все знают… Он третью подругу мне и подбросил. Женщин тут колбасит. Тоже что-то вроде похмельного синдрома. Первые две приехали от любви пьяные. На Укоке протрезвели…
– А третья?
– Третья наоборот, опьянела. И живет.
– С тобой?
Жора то ли посожалел, то ли похвастался:
– Я убежденный холостяк.
– Тебе сколько до пенсии, холостяк? – спросил Терехов. – Года два осталось?
И испортил начавшийся было, душевный разговор.
– А я не до пенсии здесь! – задиристо произнес Репей. – Я служу Отечеству.
Сказано было не для красного словца, и Андрей сообразил, что задел за живое. Примолк, уважая чувства хозяина, но Жора не унимался.
– Это тебе на гражданке можно выдрючиваться. Надоело – ушел и сиди дома, в тепле. Там семья, сыновья…