Вниз по матушке по Волге,
По широкому раздолью
Разыгралася погода,
Погодушка верховая,
Верховая волновая.
Федя принес к цветнику ведро воды и стал поливать цветы, подпевая Кузьме:
Ничево в волнах не видно,
Одна лодочка чернеет.
Никово в лодке не видно,
Только парусы белеют,
На гребцах шляпы чернеют,
Кушаки на них алеют.
Я наблюдала за Кузьмой и Федором, стоя у окна, и, усмехнувшись, вспомнила, как советовала посадить картофель и собиралась учить Кузьму собирать колорадского жука. А ведь тогда я даже не подумала, что в России в это время о нем и не могли слышать, потому что его как вид откроют только через шестьдесят лет, а в СССР его завезут только в конце сороковых годов двадцатого века.
Федор отставил пустое ведро и, прислонившись спиной к развесистому дубу, достал из кармана книжицу, маленький графитовый карандаш и стал что-то рисовать в ней. Мне стало интересно, что же он там рисует, и, понаблюдав еще немного, я сбежала по лестнице в сад.
Федя даже и не заметил, как я к нему подошла и, приподнявшись на цыпочки, заглянула через плечо. Оказывается, мальчишка очень хорошо рисовал. Он изобразил Кузьму, сидящего в цветнике.
– Федя, ты настоящий художник, – тихо сказала я.
От неожиданности мальчик выронил карандаш и с испугом посмотрел на меня, отшатнувшись.
– Барышня, – он по-прежнему так меня называл, – простите, я сейчас же вернусь к работе.
– Федя, постой, – я удержала его за руку, – не нужно никуда бежать. Покажи мне, пожалуйста, свои рисунки.
Он растерялся, но протянул книжицу, поднял карандаш и недоверчиво посмотрел на меня.
– Идем-идем, – я подтолкнула его в сторону беседки, – сядем, и ты мне покажешь.
– Мамка и Кузьмич заругают, – уперся Федя.
– Не переживай, не заругают. – Я завела его в беседку, села за стол и положила перед собой книжицу.
Федя рисовал все, что видел. Вот воробей отбирает у более крупного собрата кусок хлеба. И так искусно выписана нахохлившаяся маленькая птица, ее торчащие в разные стороны перья, взъерошенный хохолок, крошки хлеба. Так и казалось, что воробьишка сейчас возмущенно зачирикает, встрепенется и снова бросится в бой. На следующей страничке Федя нарисовал, как Марфа вешает белье. И белье на самом деле казалось мокрым, даже вода капала с него.
Я подняла голову и посмотрела на мальчика – он отвернулся от меня, ссутулился в ожидании моего вердикта.