Довольная собой, униформа встала перед зеркалом, дабы ещё раз убедиться в безупречности своего вида. Лица у неё не было, был только имидж. Вот на нём она и носила, никогда не снимая, очки для близорукости, хотя видела прекрасно. Но она об этом уже не помнила, потому что очки ей надели сразу же после рождении. Очки прописал имиджмейкер, без которого униформа и шагу не могла ступить, как и без указов, инструкций, статей. Тем более, она никогда не решалась с ним спорить. А имиджмейкер говорил, что без такой оптики нынче не прожить, что близорукость всегда была и будет в моде.
Убедившись, что всё в порядке, униформа посмотрела на часы, стрелки которых указывали на то, что пора завтракать. Она отправилась на кухню. Погремела там чашками и ложками. Затем снова вернулась к зеркалу. Ещё раз осмотрела себя. Потом, прихватив ключи от машины, вышла на улицу, где её ждал автомобиль. Он скоро доставил униформу в контору.
Согласно инструкции 612 48186, в восемь часов брюки погрузились в мягкое кресло, белые манжеты коснулись клавиатуры, в линзах очков отразился свет монитора. Послышалось ритмичное постукивание клавиш. Сначала одинокое, оно вскоре слилось со стуком десятка, сотен других клавиатур, напоминающим шум камнепада в горах. Шелест бумаги, скрежет и стук принтеров и факсов, пиликанье сотовых телефонов – всё это создавало невероятный хаос звуков, в котором не было места для чего-то живого.
Однако к двенадцати часам шум стихал, – следуя правилу 44145, надлежало идти обедать.
Туфли повели униформу к автомату с едой. По пути они останавливались, чтобы униформа могла раскланяться с другими униформами или поклониться униформам, сидящим в креслах повыше. Встречая на пути туфельки на высоких каблучках и коротенькие юбочки, лакированные близнецы замедляли ход, а на брюках, в районе ширинки, появлялась небольшая выпуклость. Но униформа, грозно сверкнув бэйджиком, тут же пресекала всплеск эмоций, ибо это противоречило статье 297607911634786, воспрещавшей проявление половой принадлежности в здании конторы.
В тринадцать часов, бросив в урну перепачканную соусом и жиром салфетку, униформа приступила к работе. И благодаря тому, что она честно трудилась на благо общества в течение восьми часов, в семнадцать ноль-ноль можно было с чистой совестью покинуть рабочее место.