Цзянцунь Гунбу было уже за пятьдесят, когда он вернулся в мир; возвратившись в деревню, он так и жил всё время один. Гэла не раз видел – и ему нравилось видеть – как всякий раз, встречаясь с его матерью Сандан, этой «непрочно завязавшей свой пояс женщиной», он сильно смущался. Такого рода женщина для монаха – средоточие всего дурного, ведьма, воплощение злого демона-ракши в женском обличье. Но «ведьма» не пыталась его зацепить, не бросалась на него. Эта женщина только улыбалась время от времени трогательной глупой улыбкой – потому глупой, что для неё не было особого конкретного повода. Ещё она любила всё время что-то бормотать, приговаривать, и точно так же эти её бессвязные тихие речи не были обращены к кому-то или чему-то конкретному.
Гэла даже фантазировал раньше, что вернувшийся к людям монах Эньбо – это его отец. Но Эньбо взял в жёны красавицу Лэр Цзинцо. У них родился слабенький, не пойми в чём душа держится, Заяц. Разорвавшаяся петарда унесла жизнь Зайца. Люди между собой говорят, что эта петарда была брошена рукой Гэлы…
Гэла звал мать; мать ушла, ушла на пахнущие душистой сухой травой стога на току. Лунный свет проник в комнату. Гэла высунул руку наружу в окно. Эта рука никогда не держала петарды – завёрнутой в красную бумагу большой петарды, дающей настолько громадный, сильный, совсем не сопоставимый с её размером звук.
Но сейчас он совсем отчётливо почувствовал в смутном неверном лунном свете: эта петарда, несчастье, действительно взорвалась на кончиках его пальцев; почудилось, что с них течёт кровь – и острая мучительная боль пронзила всё внутри.
Лэр Цзинцо красивая, но очень многие мужчины деревни не хотели брать её в жёны. Её красота – тонкая талия, белое лицо – не та здоровая крепкая красота, которая на первом и главном месте здесь, в деревне. Старики вздыхали и говорили, что раньше бы, до Освобождения, такая тонкая и нежная обворожительная красота давно привлекла бы местных старшин и голов, которым нет забот трудиться, они все гарцевали бы у её ворот на своих скакунах. Только вот в эти годы, когда всем надо быть на полях да ещё думать каждый день, будет ли чем наполнить живот, – кто думает о прекрасном в такое время?
«Если вовремя не сорвать цветок, он завянет», – вздыхала мать Эньбо. Она сама была в своё время красавицей с большими глазами и густыми бровями, её вернувшийся в мир сын был телосложением хорош и крепок, настоящий мужчина, а доставшиеся от матери глаза и брови делали его внешность красивой и выразительной.