– А я не хочу быть точно такой же, хоть и в новой упаковке, – недовольно пробубнил Яков. – Я хочу быть чернявым, вон, как Антон.
– Детский сад, ей-богу! – воскликнул Христофор. – Придурки! Оба!
Сидевший до этого момента в раздумье Антон вдруг разразился гомерическим хохотом:
– Господи! – воскликнул он сквозь слёзы, – спасибо, что ты есть, и нет-нет, да создаёшь таких идиотов, хотя бы раз в миллиард лет!
– Сам идиот! – поджав губы, обиженно произнёс Вениамин.
– Не слушай их, Веня, – жизнерадостно хрустя вафлей, прошепелявил Яков, – продолжай, не видишь, им завидно.
Венечка тихо завыл.
Потеплело. Шпиль Адмиралтейства безнадёжно завяз в низко вставших балтийских тучах. В кофейнях и магазинчиках уютно зажглись тусклые жёлтые огоньки. Оттуда, мешаясь с бензиновым выхлопом многочисленных авто, потянуло горьковатым запахом турецкого кофе, к нему накрепко прилепился повеявший родным домом, духмяный запах горячих сдобных булок.
Антон повернул законченный портрет фасадом к оригиналу:
– Всё! Готово! Плыиз!
Его модель, высокая, сухопарая ирландка, внимательно всматриваясь в свой строгий горбоносый профиль, нервно мяла длинными узловатыми пальцами клетчатый, тонкого батиста платок. Желваки по её узкому аскетическому лицу шагали дисциплинированным строем, как у старого генерала: левой-правой, левой-правой.
– Но! – коротко, на выдохе, произнесла женщина, и резко поднявшись из кресла, решительно двинулась к выходу на проспект. Вслед за нею устремился стоявший всё это время за её спиной здоровенный молчаливый детина. Его мясистое, непроницаемое, словно у дворецкого, лицо скомкала гримаса неподдельного, почти детского ужаса.
– Ну, ни хрена себе! – воскликнул подоспевший к месту событий Веня, тонкая полоска его усов немножечко подрагивала.
– А чё она не взяла? – высунула голову из толпы какая-то тётенька в цветастом платке, – как похожа! Вылитая копия!
Антон растерянно улыбался.
– Ничего не понимаю, – не унимался Вениамин, – чего она подскочила? Она что, белены объелась?
– Кто там чего объелся? – повернулся сидевший спиной к Антону дядя Казимир.
– Да вот, одна гюрза от портрета отказалась, – пояснил ему Веня.
– Эта иностранка, что ли? Покажи.
Вениамин с молчаливого согласия Антона повернул взору мэтра портрет ирландки.
– Ну, и чего ей не понравилось? – густо пробасил Казимир Иванович.