Отчаяние окончательно завладело разумом парня вытесняя все
радостные моменты его жизни, за которые можно было зацепиться.
Короткие мгновения бодрствования оборачивались тошнотой, жуткой
головной болью и депрессией. Организм требовал еды или хотя бы
воды, но разум юноши упорно сопротивлялся любому способу продлить
жизнь тленной оболочки. Неспособная объяснить и оправдать
жестокость произошедших событий, душа желала покинуть тело
парня.
Так бы скорее всего и произошло, но спасло именно то чувство,
помощи от которого, казалось бы, люди не ждут. Ярость, сначала
бессильная, но перерастающая во гнев, огненной волной прокатилась
по сознанию парня, выжигая безысходность и отчаяние. Это пламя
трансформировалось в один единственный лучик света, пока еще тускло
мерцающий, но уже способный рассеять темень апатии. В проблесках
этого света были видны знакомые и такие родные лица. Хрустальным
перезвоном доносились их голоса, убаюкивая разрывающееся на части
сознание постепенно соединяя его осколки невидимыми скрепами.
Сколько он пролежал в таком состоянии Сергей не помнил. Время
потеряло всякое значение. Несколько раз, юноша слышал какие-то
голоса подле себя. Ощущал прикосновение чьих-то рук. Парень
чувствовал, что его кормят, поят, протирают влажными тряпками и
делают массаж. Трижды в день, он слышал молитву, и она так въелась
в его подкорку, что уже на четвертый или пятый раз он повторял ее
за голосом, который доносился словно откуда-то издалека. Уже на
десятый раз, Сергей узнал этот старческий скрипучий голос, который
мог принадлежать только сог-Даоля.
- Возблагодари Пламеокий за деяния наши или покарай за грехи… -
изо дня в день начинал священник.
- Убереги от напастей и даруй всепрощение… - мысленно вторил ему
Сергей.
После каждой молитвы действительно становилось легче. Воля к
жизни неохотно, но возвращалась, а воображаемый лучик света,
который удерживал сознание юноши, разгорался все ярче и ярче. Когда
же он разросся до таких размеров что его жар стал нестерпим, Сергей
открыл глаза.
На удивление в голове юноши было ясно. Он хоть по-прежнему не
знал сколько времени находился в таком состоянии, но чувствовал
себя весьма неплохо. От прежней апатии остались далекие, хоть и
пугающие, но вполне обыденные воспоминания, с которыми можно жить.
Они словно кошмарный сон напоминали себе, но уже не неся никаких
угроз для неокрепшей психики. Каждый раз при попытке вспомнить
особенно кровавые детали той бойни, в сознании юноши тут же
вспыхивала стена всеуничтожающего пламени отгораживая разум от
особенно чудовищных картин.