– Чёрный или белый? – вооруженный дымящимися кружками, Кампари раскачивался с пятки на носок на пороге ванной.
Девушка выключила воду. Ворот и рукава её рубашки промокли насквозь.
– Чёрный или белый что?
– Цвет, – честно ответил он.
– Тогда чёрный. Теперь вы должны сказать, что угадали.
– Вечно я что-то должен.
Кампари закатил глаза, протянул ей кружку и ушёл в спальню, где уселся на пол, скрестив ноги. Девушка рухнула рядом с ним и привалилась спиной к кирпичной стене. За прямоугольником окна уже темнело.
– Хотите знать, почему я распустила сопли? Забудьте. Вы не поймёте из-за чего тут реветь.
– Обещаете?
– Гарантирую.
– А если меня тянет к непонятным вещам?
Она отставила кружку и усмехнулась недобро:
– Почему бы и нет. Внимайте. Мне пришла повестка из Медицинского Совета.
– Какая повестка? – Кампари нахмурился, соображая, потом неловко рассмеялся. – Та самая? Медицинский Совет счёл, что вам пора произвести на свет нового гражданина Агломерации? Да ладно, – он сознавал, что недвусмысленно рассматривает её грудную клетку под мокрой рубашкой, но вместо того, чтобы отвести взгляд, ещё раз выдал: – Да ладно.
Она не выглядела обиженной, наоборот, оживилась:
– Знаю. Всю жизнь знакомые жалели: «Ой, вряд ли тебе придёт повестка, бедненькая».
– Злорадствовали, то есть.
– Ага. В тринадцать расстраивалась. В шестнадцать вздыхала с облегчением. Оказалось, зря: на последнем осмотре установили, что я отвратительно, безвыходно здорова, и возраст сейчас – «самый благоприятный».
Кампари хлебнул из кружки, чтобы взять паузу. Воспроизводство населения принято было обсуждать открыто, однако теперь ему стало не по себе.
– К сожалению, медики не научились растить новых граждан из пробирок, – он отклонился назад, разминая внезапно неудобные лопатки.
– Если научатся, большинство моих знакомых придут в отчаяние! – воскликнула девушка с едким весельем. – Женская половина интерната с ранних лет грезит, соревнуется, молится перед осмотрами: «Хоть бы меня признали годной».
– Вот и я думал, что это престижно, – заметил Кампари, подавив приступ тошноты.
– Мне до лампочки, престижно или нет. Я не хочу. Это не по мне.
– Не помню, где слышал эту историю, – он усмехнулся: – Война. Приводят к командиру пленных. И начинается: «Этого расстрелять». Первого ставят к стенке. «И этого расстрелять». Второй с достоинством встаёт к стенке, его расстреливают. У третьего сдают нервы, он рвётся из рук, кричит: «Я не хочу! Я не хочу умирать!». Командир: «О, этого расстреливать не будем, он не хочет».