– Ну, здорово, – сказал Егор, поигрывая топором. – Что, ошибся? Видишь, живой я. А где же твои волки, пастух?
– Зачем деревья убиваешь? – спросил эвенк.
– А тебе какое дело? Надо – и рублю. Кто ты такой?
– Дёйба-нгуо я, – ответил эвенк. – Почему не узнал? Меня все знают. Почему не боишься? Меня все боятся.
– Плевал я на тебя, – сказал Егор и, отвернувшись, рубанул по сосне.
– Ой-ой! – закричал эвенк. – Больно! Почему больно делаешь?
– Когда по тебе рубану, тогда и кричи. Видишь, дерево рублю.
И Егор еще раз ударил топором по неподатливой древесине. Щепка отлетела за спину.
– Ой-ой, – снова закричал эвенк и сморщился, как от сильной боли, – мой лес убиваешь, однако. Что он тебе сделал?
– А то, что я жить хочу. Ясно?
– Живи, однако, – посоветовал эвенк. – Раз не помер, так живи. Жить хорошо.
– Спасибо, я и сам знаю, что жить хорошо, – сказал Егор и рубанул в третий раз. – В дурацких советах не нуждаюсь.
– Ай, какой плохой мужик! – укорил, вскрикнув, эвенк. – Все хотят жить. Ты лес рубишь – меня убиваешь.
– А ты меня пожалел? Ты мне воды пожалел. Плевал я на тебя теперь с высокого дерева. Ясно?
– А что тебя жалеть? Ты человек, вас вон как много, а я один. Сирота я, Дёйба.
И эвенк показал руками, как много людей, и как одинок он сам.
– Одним человеком больше, одним меньше, – сказал он, – ничего не изменится. Друг друга вы убиваете. А я один, сирота я. Лес жжете – больно мне, дерево рубите – больно мне, зверя убиваете – ой, как больно мне!
– Что с тобой говорить, – сказал Егор, – это в твоем лесу друг друга все убивают, тем и живут. Что на людей все валишь? Сам-то кто?
– Дейба-нгуо я, сказал ведь.
– А хоть бы и Дейба, что с того? Вот и паси своих волков, коль нравится, а мне не мешай.
И Егор углубил заруб.
– Моу-нямы, Земля-мать, всех родила, душа у всех одна, – сказал Дейба, – вас, людей, Сырада-нямы, Подземного льда мать, родила, душа у вас холодная. Не жалко вам ничего. Лес большой, душа у него одна. Тело режешь – душе больно. Тело убиваешь – душа умирает. Глупый ты.
– На дураков не обижаются, – сказал Егор, замахиваясь топором, – и сказки мне свои не рассказывай.
– Мало тебя Мавка мучила? – спросил Дёйба. – Жалко, совсем не замучила, Лицедей не дал. Кабы он на дудке не заиграл, так и помер бы ты.
– Ступай своей дорогой, пастух Дёйба, – сказал Егор, опуская топор. – Не мешай дело делать.