Не меня ждёт Тотошка – надёжный и верный
приятель.
И Страшила зачем-то мозги на солому сменил.
Дорогая мамуля, я бедный уставший писатель,
Что в тетрадь свою строчит слова, выбиваясь из сил.
Мой сердечный знакомый давно лес не рубит
с размахом.
Он железо своё разменял за углом на «пятак».
Смелый Лев по пути упивается въедливым страхом,
Но сжимает, как прежде, звериную волю в кулак.
Мне сегодня не больно. И ведьмы устали глумиться:
Один день перемирия выпросить лишь удалось.
Если стать мне большой белокрылою резвою птицей —
Улетела б от них, вмиг прорезав пространство
насквозь.
Здесь цена волшебства прозябает в смиренности
плена,
И костёр не горит, маяком полыхая в ночи.
Этого ль я так долго, упорно и страстно хотела?
Где же Вы, беззаботности милой стальные ключи?
Вновь и вновь убегает вперёд босоногое детство.
Помню, ты говорила мне, мама, что время назад
не вернёшь.
Обрету ли я здесь, то целебное верное средство?
Понимаю: дорога из жёлтого камня – сладкая ложь.
Моя поэзия хрома, больна, слепа.
Лекарства вдохновенья не заменят.
Она, как бабочка, на лучик огонька
Стремится ввысь, к великой общей цели.
В ней строки звучные отчаяньем полны,
Где все слова разобраны по нотам.
Средь нитей фраз закованной строфы
Едва уловишь смысл жизни хода.
Из мелочей житейской суеты
Вновь возникают яркие мотивы.
И по следам несбывшейся мечты
Пробьются резкие и страстные напевы.
Моя поэзия свой изживает век.
Она под гнётом правящей цензуры
Всё убыстряет рифмами свой бег,
Но в этом нет спасительной микстуры.
Ушла с другим ты, Галатея,
Растаяв в дымке городской.
А я, мечту свою лелея,
Искал тебя среди миров.
Вновь по крупицам создавая,
Идею чистой красоты.
Но ты ушла с другим, не зная,
Что он сожжёт гранит любви.
О, ты, прекрасное создание!
Услышь творца протяжный стон.
Вовнутрь мрамора сознание
Вложил из самых чистых слов.
Своим творением любуясь,
Я руки к Небу простирал.
Молился, чтоб Оно, даруя,
В мою скульптуру жизнь внесло.
Мои душевные стенания
Вдруг вознеслись под облака.
Нашёл в тебе моё призвание,
Но потерял себя в веках.
Твоё лицо хранит улыбку,
Лукавый взор к себе мани́т.
Я понял горькую ошибку!
Я погубил любви гранит!
Ты ожила. Немым укором
Был полон чистый ясный лик.
Но разделил нас шумный город,
Оставив на прощанье миг.
И что в строке скрывается поэта —