– Постойте, Свод, – остановил англичанина Война. – Вам ведь на самом деле нужен будет помощник. Тот, кто возьмет на себя хотя бы какие-то мелкие бытовые хлопоты…
– Казик? – скорчил ужасающую мину англичанин. – Вы с ума сошли?
– Почему? – прищурился недобро Якуб. – А как же все эти медоточивые речи о помощнике?
– Ну-у-у, – вскинул глаза к потолку лукавый пират, – а что еще я должен был вам сказать? Правду? То, что следить за своей безопасностью мне куда как проще, чем прикрывать еще кого-то? Вы бы наверняка обиделись, Якуб. Заметьте, – улыбнулся он, – я этого так и не сказал.
– Бросьте юлить, Свод, – Война стал уставать и, откинувшись назад, оперся спиной о стену, – по вашей милости этого парнишку скоро отдадут под суд.
– За что это?
– А за то, что знал про ваши фокусы с призраком Юрасика и никому не доложил. С вас, Ричи, какой теперь спрос? Вы мертвы, и это даже к лучшему, что вы уедете отсюда подальше. Но беднягу Казика даже отправить некуда. У Шыских нет родни, Свод, так что раз уж вы вторглись в судьбу этого несчастного парня, то нужно сыграть в ней свою роль до конца.
– Так тому и быть, – ответил, немного помолчав, Свод. – С Казиком так с Казиком, халэра иасна! – выругался он на польский манер. – Только ведь мы с ним, мистер Война, беднота…
– За это не беспокойтесь, – устало улыбнулся молодой пан. – Бандиты не добрались до отцовских тайников, так что чего-чего, а денег у нас пока в достатке.
Субботним утром девятого ноября 1517 года, как раз в то время, когда где-то в пределах Великого княжества Литовского начал собираться в дальний путь исцелившийся чудесным образом Свод, вдоль южной стороны Йоркского кафедрального собора прогуливался человек.
На вид ему было около сорока, одет он был богато, тепло и в понимании снующих рядом с собором, отягощенных утренними заботами горожан, мог бы так не хмуриться. Ох, уж эти показные заботы господ! Всё лишь только для того, чтобы пустить пыль в глаза простому люду. Когда в брюхе не гуляет ветер, когда сыты и обогреты дети, когда не льет с потолка даже в легкую морось, эти гладко выбритые щеголи умудряются напустить на себя столько вселенской озабоченности, что порой, глядя на некоторых из них, хочется дать подаяние.
Вскоре к этому господину подошел другой горожанин. Этот был постарше и носил большую голландскую шляпу из фетра, которая начала входить в моду среди английской знати.