Наконец, он поднял глаза и увидел перед собою лодку, а в ней – человека, одетого в какие-то лохмотья, едва прикрывавшие тело. Лодка остановилась прямо перед Беном, и несколько минут они молча смотрели друг на друга. Бен поздоровался первым, незнакомец ответил ему так, словно перед ним уважаемый всеми горожанин. Он попросил разрешения выйти на берег, Бен кивнул и тогда он подгрёб, привязал второй конец верёвки к большому камню, лежащему у самой воды, и стал осматриваться.
Бен не сводил глаз с незнакомца. Длинные, худые руки и ноги, прямая спина и развернутые плечи, прямые блестящие волосы, аккуратно собранные на затылке. Он двигался свободно, большими шагами, его движения были спокойными и неторопливыми. Собрал немного хвороста, сложил его горкой, вокруг положил мелкие камешки, подобранные тут же на берегу, и стал добывать огонь.
И вот язычки пламени заплясали весело, а струи горячего воздуха устремились ввысь. Незнакомец вытащил из лодки заплечный мешок, а из него – большую медную кружку, набрал в нее речной воды и поставил на камень рядом с огнем. Скоро вода закипела, и он бросил в кружку горсть сухого чая, аромат которого тут же завитал вокруг костра. Чай был обжигающим и терпким, а глаза у незнакомца – чистыми и глубокими. Бену показалось, что они бездонные, как небо. Спокойные, серые и совершенно прозрачные.
– Почитай мне, – попросил незнакомец.
Бен стал читать стихи, которые сложились в его голове сегодня утром, пока он ждал Сурию:
Я внимаю ветер, что играет с золотыми струнами Солнца
в радужной листве;
Он несёт мне весть, которую я не могу расслышать;
Он выводит слова на воде, которые я не успеваю
прочесть;
Он касается моей кожи, и я радуюсь вместе с ним;
Он трогает луговую траву, а я любуюсь изумрудом;
Он зовёт меня с собою, туда, далеко, за горизонт,
в неведомые дали…
Стихи превратились в мелодию, а Бен стал этим нескончаемым ветром.
Незнакомец слушал, не отрывая взгляда. И вот, Бен остановился, не в силах шевельнуться, и ни одна мысль не блуждала по его лицу.
Бен был третьим сыном в семье. Отцовского торгового дела не понимал и чувствовал себя не в своей тарелке, когда тот пытался чему-то его научить. Зато читал свои стихи на улицах города и мог часами слушать местных и странствующих музыкантов. Дома его любили. Родители часто просили поиграть или почитать что-нибудь для себя или для гостей. Но сегодня он не мог. После утренней встречи с Суриёй он вдруг почувствовал всю тяжесть предстоящей ему пустоты. Она навалилась на плечи и сгорбила его. Он бродил по дому, не находя себе места, пока не решился выйти к реке.