На четвёртый день путешествия мне припомнилось собственное одиночество. Я уже приготовился «взныть», но с удивлением отметил, что ныть вовсе не хочется. Наоборот, мысль о присутствии кого-либо рядом показалась мне попросту неуместной. Удивлённый столь странным поворотом дел, я остановился. «Как?! – воскликнула моя городская неуверенность в собственных силах. – Неужели кроме одиночества мне никто не нужен?»
Я стал вглядываться в себя и вскоре обнаружил, что ум, привыкший беспечно скользить по хромированным выступам мегаполиса, притих и находится в особом интеллектуальном возбуждении, вернее, ликовании. Я спросил ум: «В чём дело?» В ответ он «приложил палец к губам» и… я услышал тихий неспешный разговор. Говорили трое, их голоса в разной степени мне были знакомы. А так как рядом никого не было, очевидно, эти трое собеседовали друг с другом… во мне!
Присев на камень (кстати, валун лежал на перекрёстке трёх дорог), я сосредоточился. Новые ощущения требовали объяснений. В небе, курлыча, проплыл клин журавлей. Раскатисто отозвался вдали самолёт. Потом всё стихло. В наступившей тишине я услышал разговор. Притушив свечу горделивой самодостаточности, ум вёл неспешный разговор с душой. Изредка он предлагал мне взглянуть вверх и что-то отвечал парящему в горних духу!
«Дух, душа, тело… Вот оно что!» – я припомнил название книги, случайно попавшей мне в руки пару лет назад. Автор книги, святой целитель Лука (Войно-Ясенецкий), великий врач и выдающийся священник, писал о божественной сущности личностной триады. Прочитать книгу я так и не удосужился. Много раз начинал чтение, но, всякий раз, барахтаясь в текучке событий, откладывал на потом, зная наверняка, что моё обещанное «потом» наступит не скоро, если вообще наступит. И теперь, мне, потомственному горожанину, вкусившему лишь первые плоды целебного одиночества, неожиданно, как бы наперёд открылось главное: быть наедине с самим собой, иными словами, быть самим собой – вовсе не тягостно! Напротив, уединение – великое благо!
В один из дней я расположился на ночлег у самой воды, облюбовав бугорок, округ которого лесная чаща обрывалась прямо в Волгу. На то, чтобы выйти из леса и заночевать в поле со спасительными стожками, уже не было ни сил, ни света.
Бугорок своей причудливой формой напоминал полуостров Крым. Где-то «в районе Симферополя» я развёл костёр и стал кашеварить. Стемнело. Непривычный холод скользнул по позвоночнику и заставил оглянуться. Меня поразила абсолютная тишина. Смолкло всё! Я слышал только собственное дыхание и гулкое потрескивание разгорающегося хвороста. Театральность происходящего озадачила меня. Я поглядел на часы. Они болтались на запястье, напоминая далекие правила жизни, к которым придётся когда-то вернуться. На часах было без двух минут полночь.