– Давай помогу, – сказал не так уж и громко, но она вздрогнула и тут же резко повернулась.
– Поможешь с чем?
– Помыть посуду. А ты бы в душ пока сходила.
Она смотрела на меня так, словно я только что сказал ей, что хочу убить человека или поужинать тараканами.
– Это такая шутка? Или попытка вести себя как настоящий муж?
– Скорее, второе, чем первое.
– Ну так мимо – ты никогда не мыл за собой посуду.
Я усмехнулся и отобрал у нее тарелку.
– Это был не я или это был тот я, который мне неизвестен. Мне кажется, посуду я мыть умею.
Отняла тарелку и сполоснула ее под водой.
– Послушай… я не хочу ссориться и не хочу никаких скандалов. Я очень сильно, – сглотнула и поправила выбившуюся прядь за ухо, а я проследил за движением ее пальцев и подумал о том, какая белая у нее кожа и какой гладкой и нежной она выглядит там… чуть ниже уха. – Я очень пытаюсь понять твое состояние, и поэтому сегодня ты остался здесь. Но это плохая затея, Кирилл. Она никому не нужна. Не стоит играть с нами в какую-то иллюзию семьи, которую тебе сейчас хотелось бы иметь. Мы давно не семья.
– Да, я слышал об этом уже несколько раз.
– Тогда зачем все это? Зачем ты даешь детям ложные надежды? Ты ведь даже не помнишь их.
– Но я хочу вспомнить. И я хочу остаться в этом доме.
– Я хочу! Все же это прежний ты. А потом что?! Я буду разгребать последствия твоих попыток, когда ты все вспомнишь? Успокаивать детей, снова объяснять им, почему я и ты …
Пока она говорила, вода брызгала ей на платье, и я все же отобрал тарелку и закрутил кран.
– Давай разбираться с проблемами по мере их поступления. Пока что я мою посуду, а ты иди в душ. Представь, что у тебя появился сосед.
– То есть ты не уйдешь к матери?
– Нет.
– Почему, черт возьми? Она такая же чужая для тебя сейчас, как и мы все… но она, по крайней мере, тебя любит.
– А здесь, значит, меня не любят?
– Я не то хотела сказать…, – Женя смутилась, а я усмехнулся, понимая, что все она то сказала. Человек в ярости всегда говорит правду.
Продолжал рассматривать ее лицо и думать о том, что у нее действительно потрясающие глаза. В них отражается каждая эмоция, и у меня от подрагивания ее верхней губы в паху простреливает и в горле пересыхает.
– Мне интересней здесь с вами… с тобой. Ты очень красивая, Снежинка… Не знаю, какой ты была раньше, но я понимаю, почему прожил с тобой двадцать лет. Я, наверное, любил тебя, как одержимый.