Мириться приходилось в том числе с человеческим «вампиризмом», будь то качество «милейшего папани» или вот этой самой подруги из прошлого – Татьяны, которая теперь смотрела на него, случайно встретившись в метро.
Донорством Николай расплачивался за личное несовершенство. Чтобы не нажить внутреннего самоистязания. Как-то не приходило ему в голову, что таким образом наживает следствие. А именно: за такое приходится мстить, самому время от времени становясь «замаскированным вампиром». Ну а внутреннее самоистязание уже давно стало его ВСЕМ – самым главным ежедневным блюдом. Пить ему приходилось, чтобы поддерживать накал самоистязания.
С Татьяной он познакомился на заре общей юности. Она представляла самою терпеливую разумность, как он это понимал. Из общества, так сказать – несколько превосходящего его привычную «нору», в которое пробиться – очень хотелось. Но увы, внутренний цензор не пускал. Совесть не разрешала решительных действий.
В этом обществе – успешных и уверенных – почему-то не было принято изъясняться откровенно. И Николай принял, решил, что откровенность только мешает. Так что постепенно эта – вытесняемая из сознания ради достижений – откровенность, как пар из-под плотно прикрытой крышки – стала пробиваться после первых порций горячительного. Чтобы обойти внутреннего цензора и позволить себе хоть чуточку правдивых эмоций – приходилось усыплять его алкоголем. Что называется – «залить его запрещающее хайло». Чтобы дал уже хоть немножко выпустить пар.
Понятно, что при таком положении – во время приёма «порций свободы» – изнутри Николая изливалось такое – в трезвом теле подавляемое, что возлюбленного дружка хотелось просто огреть сковородой. Однако – во имя законности в сообществе человеческом – пружина возмездия постоянно сжималась и удерживалась с огромными усилиями, и лишь порой выстреливала отдачей. Зато после протрезвления молодому человеку приходилось оправдываться, рабски выполняя требования «белой и терпеливой» подруги – расплачиваться за свой недуг снова и снова. И непременно строить планы такого порядка, какого предлагали эти добрые, хрупкие, сердечные и правильно-воспитанные люди успешного общества, к которым себя он не относил никогда – твёрдо веруя, что самому ему нужно только сдохнуть, иначе не оправдаться.