источник знаний.
Книга большого формата,
с картинками и «пузырями».
На обложке – море капусты, над ним —
ошалевшая птица со странным грузом.
«Читай-читай» —
и девочка читает.
«Читай-читай» – интригует,
но внезапно меняет призыв на: «Смотри-смотри» —
и листает до нужного места.
Какие мерзкие лица… —
думает девочка и закрывает книгу.
«Ну что, понятно?» – экзаменует товарка.
Понятно. Девочка вскидывает на спину ранец,
берёт в левую руку тряпичную сумку со сменкой
(на сумке вышиты розы) и не прощаясь уходит.
Уже дома, разглядывая
светлое и тревожное лицо матери,
близкий и далёкий отцовский лик,
девочка решает: вылепили из глины.
(Вот почему мама так часто вскрикивает:
«Осторожно!» – и подхватывает, словно над пропастью.
Отец в такую минуту скорее суров, чем нежен.)
1
Когда наконец поняла, что я – это «я»,
решила: буду «не-я», тогда не найдут
(и без пряток под ванной).
Мама экзаменует: «Кто моя дочка?»
Отвечаю: «Не я».
2
Однажды папа повёл в ЦПКиО.
Не спрашивал, хочу ли мороженого —
купил. Я ела ванильный пломбир.
А хотела другое. Но молчала.
Качелей не помню. Только иллюзион.
До сих пор не прошла
тошнота.
3
Проехала две тысячи километров.
Обнимаю бабушку. Она с порога:
«А мне пора мыть в мотовилах
1».
У бабушки есть заклинание,
которое ускоряет её работу.
Плутовато подмигивает, я начинаю:
«Шахер-махер…» Продолженье в рифму
бабушка всегда досказывает сама,
иначе ничего не выйдет.
4
Мой дядя похож на д'Артаньяна
и, разумеется, на Боярского,
в которого я, шестилетняя, влюблена.
У него такие же волосы, усы, шляпа,
тёмные очки и конь, правда красного цвета.
Мы скачем по бескрайним полям:
он сажает меня впереди, ветер в лицо,
и во всю мощь боярского голоса надо мной:
«Городские цветы, городские цветы,
навсегда завладели вы сердцем моим.
Оооооооооооо».
Другим летом красный конь
покоится, истлевший до косточек,
за поленницей. Я делаю шаг
к его покорёженной морде —
а мне навстречу гадюка
или уж (я плохо их различаю).
5
Когда папа умер, мама сказала:
«Теперь ты будешь за маму, а я за папу».
Мне было уже четырнадцать, а сестре четыре,
поэтому за маму была я; а Юля – за ребёнка.