Что это было? – спросила Люся,
когда отошла от наркоза.
Соседки не ждали её вопроса,
но сказали: «Уже не волнуйся.
Что это было, никто не знает. И хорошо – не надо».
Нет, говорит, я спрошу у знакомого Васи,
анестезиолога. Пусть мои дни он скрасит.
Вы представьте – я была шуршащей бумагой!
Я плыла по бумажному морю на пароходе
бумажном. Я летела в бумажном небе,
держала в клюве бумажный стебель
и видела, как бумажные воды сходят.
Потом я стала бумажной собою.
Мои щёки и груди шуршали, как шуршат журналы.
Моя рана тлела, превращалась в пыль и улетала,
когда я посыпала её бумажной солью.
И вот я осталась куколкой – для вырезанья,
помните, в детстве, в «Весёлых картинках», что ли.
Если надрежешь лишнего – ничего, никакой ведь боли.
Интересно, а едят бумажные куклы, к примеру, лазанью?
Мне сейчас захотелось лазаньи с мясом или с грибами
и очень крепкого кофе, желательно с пряной корицей.
Дорогие, мне кажется, нет, я уверена – наша больница
превращается в Большой драматический театр оригами.
Маша ответила коротко: «Не пи..и».
Гуля: «Я будто камнем с горы летела».
Надя: «У меня ничего; ни души, ни тела…»
Люся чиркает спичкой: бумага, гори!