Грехи отцов - страница 23

Шрифт
Интервал


– Значит, всё-таки дуэль… – протянула девушка. – Но почему противник бросил его одного в лесу? Разве такое возможно?

– Полагаю, так быть не должно. Но я не знаю, как принято драться в России, сударыня. Я не был здесь много лет.

– Вы жили за границей?

– Да. Получал образование.

В глазах темноглазой барышни мелькнул интерес:

– В университете? В колледже?

– Сперва в колледже, потом в университете.

– В Гёттингене? В Лейпциге? В Кёнигсберге?

Филипп взглянул с удивлением.

– В Лейдене, сударыня. – Он чуть улыбнулся. – Это в Голландии.

– Да, я знаю. – Барышня нетерпеливо дёрнула плечиком, готовая спрашивать дальше, но в это мгновение карету сильно тряхнуло.

От неожиданности Филипп едва успел подхватить своего подопечного, тот застонал и приоткрыл затуманенные беспамятством глаза. Взгляд упал на одну из девиц, и сизые губы неожиданно дрогнули в едва различимой улыбке:

– Вы не пропустили ни одного танца, – прошептал он. – А я надеялся…

Филипп склонился к незнакомцу, но тот уже снова впал в забытье.

– Бредит. – Состояние раненого тревожило Филиппа всё больше.

– Как жаль, что вы не знаете имени этого человека. – Глаза лучистой барышни наполнились слезами, ещё больше увеличив сходство с озёрами. – Мы бы помолились за него…

Отчего-то темноглазая девица, только что проявлявшая такой горячий интерес к образованию Филиппа, замолчала и отвернулась к окну.

Лес кончился, потянулись луга. Дорога стала ровнее. Внезапно карета остановилась, и в оконце заглянул Данила.

– Мужика нагнали, – пояснил он. – Пошто нам катать этого бедолагу туда-сюда, сгрузим его в телегу да и довезём за алтын. И быстрее выйдет, и покойнее.

Через несколько минут раненый уже лежал в ворохе жухлого сена, а Филипп стоял возле кареты.

– Благодарю вас! – Он по очереди взглянул на сестёр и поклонился обеим сразу. – За участие и милосердие. И за решительность. – Он улыбнулся темноглазой строгой барышне. – Прощайте!

Вскочив в седло, Филипп неспешной рысью двинулся следом за телегой.

*******

Отчий дом встретил их тёмными окнами и тишиной. Филипп знал, что неинтересен отцу, но всё же рассчитывал увидеть если не самого его, то хотя бы толпу дворни у подъезда. Однако вокруг оказалось темно и тихо, было совершенно очевидно, что хозяев нет, и его здесь никто не ждёт.

Эта мысль, отозвавшаяся знакомой болью в душе, неожиданно тронула гораздо меньше, чем обычно. События последних часов странным образом притупили переживания и тоску, уступив место тревоге за нежданного подопечного.