– Я не пойду, – бурчит Курушина.
– Кто тебя просит-то, Курушина? – удивляется Исхакова. – Сиди себе, посиживай. А тряпка пусть поторопится.
Шура смотрит, как по ее груди расплывается серое тряпочное пятно. Шура вдыхает тряпочный запах.
– Шкафуре помочь, что ли, я не поняла? – гудит Бабуся.
– Ее ж трогать нельзя, она параша, – напоминает Абдулычев. – Я зачморил, а Мормыш объявила.
– Мормыш! – командует Исхакова.
– Чур-чур не считается, все отменяется! – орет Мормыш.
– Давай, Бабусь, – разрешает Исхакова.
«Меняздесьнет, меняздесьнет, меняздесьнет!» – быстро-быстро проговаривает про себя Шура, вцепившись в край парты. Но поздно, надо было раньше. Так просто теперь не исчезнуть.
Ее выволакивают из-за парты, тащат к доске. За одно плечо тащит Бабуся, за другое – Исхакова. Шура молча упирается.
– Шевелись, ты, Шкаф, – басит Бабуся.
Кто-то пинает Шуру ниже спины – пяткой, больно. Шура оглядывается.
Это Верникова. Тощая Верникова с кошачьими глазами, большими коленками, обкусанными ногтями.
– Шкаф с ножками, – радостно шипит Верникова. – Шкаф ходит-ходит.
Шуру волокут к доске. Верникова хихикает с подшипываньем.
Карина Верникова, соседка. Шура из третьего подъезда, Карина из второго. Родились с разницей в один день. Последним летом каждое утро ходили друг к дружке в гости: один день – к Карине, другой – к Шуре. Играли в принцесс, раскрашивались аквагримом. Рубились в видеоигры, рисовали комиксы про Соника и покемонов. Бегали и прятались от Карининого брата, Максика. А давно, когда были обе совсем маленькие, мама Карины разрешала им немножко повозить коляску с Максиком, таким крошечным, что коляска была ему как большая кровать. Карина, которая терпеливо учила Шуру отбивать мяч по-волейбольному, когда их на физре поставили работать в паре; под конец у Шуры получалось почти хорошо. Карина, которая в это воскресенье должна прийти к Шуре в гости вместе с родителями и Максиком.
– Тряпку! – командует Исхакова.
– Хватит, может? – равнодушно спрашивает Бабий.
Мормыш в три прыжка подскакивает к Шурино-Курушинской парте, подхватывает с нее тряпку, швыряет в Шуру. Тряпка повисает дохлой серой птицей на Шурином лице. Шура трясет головой, тряпка падает.
– А ну подняла, – беззлобно рычит Бабуся.
Шура пытается вырваться.
– Так, а это что еще за безобразие?