Точка, отделившаяся от самолета, становилась всё больше с каждой секундой. Не успею. НЕТ. ДОЛЖЕН УСПЕТЬ. Лечу на максимальной скорости к точке. Да, ракета. Нужно срочно её куда-то деть, плевать куда! Тридцать метров. Портал открывается. Пятнадцать. Открыт наполовину. Пять. Взрыв. Мир оглох, ослеп, сжался в одну точку и, разорвавшись, превратился в кроваво-алое месиво. Моё тело разлетается в пыль, оставляя атомную тень на стене позади.
* * *
Крик озаряет кабину вездехода, оглушая и сотню раз отражаясь эхом от стен.
Каждый раз одно, сука, и то же.
Дрожащими руками достаю из бардачка сигары и закуриваю, сражаясь с адреналином в крови. Кабина заполняется едким дымом – вентиляция не справляется. Усталый взгляд на пустынную дорогу, заросшую травой, кустарником и черт-знает-чем-ещё. Когда же это всё закончится, а? Когда человечество перестанет пытаться взбить сметану в масло и просто утонет. Утонет в собственной крови и фекалиях. Людской инстинкт самосохранения не знает логики, не знает здравого смысла. Человек будет цепляться за жизнь до последнего, даже если это уже и не жизнь вовсе, а глупое, бессмысленное существование. Иногда нужно просто сдаться. Да вот только… Я сам всё ещё человек. Пусть и, возможно, один из самых старых на всей этой мертвой планете. И даже мне не хватает духу пустить себе пулю в лоб и просто закончить всё это. Не оставляют глупые, детские надежды на то, что всё станет хорошо, обязательно всё станет как было или даже лучше. Нет, не станет. Не у всего в этом мире есть шанс на исправление. Поезд ушел. Земля залечит свои язвы, восстановит жизнь по кусочкам. Это будет лучший мир. Мир без нас. Без тех, кто на пути к своим безумным амбициям готов уничтожить всё на своем пути. Даже собственных собратьев. Собственный вид. Четыре сотни миллионов смертей за первую неделю, втрое больше ещё за месяц. Месяц самой бессмысленной и жестокой войны за всю историю нашей расы. Никто даже понять не успел, что произошло. Никто не знает причин. Никто не знает, кто начал первый, кто вторым, а кто пошел за ними. Никто не знает, почему остался в живых целый процент от изначального населения. Никто. Ничего. Не знает.
Спустя десяток-другой минут я наконец более-менее пришёл в себя и решил разведать обстановку. Наконец до меня дошло – мы стоим. Двигатель равномерно шумит, поедая плохо очищенное топливо – во времена, когда радиоактивного свинца в воздухе столько же, сколько и кислорода, нет резона заботиться об экологичности автомобилей – свет горит, а машина не двигается. Старый, потускневший и выцветший от времени экран горит опасно-красным светом, тонко намекая на то, что с передним колесом что-то не в порядке и двигаться на автопилоте дальше нет возможности.