Роскошь ослепительной разрухи - страница 27

Шрифт
Интервал


Она сказала ещё что-то, но Альбина Николаевна не расслышала.

Рыжая хмыкнула и сказала:

– Кто бы она ни была, а ты сумеешь сфотографировать стрекозу на лунном небе?

– Нет не сумею, да и не хочу!

– Клянусь, во всём мире никто не сделал фотографии со стрекозой на фоне луны. Что говорить, её бог поцеловал – эту Альбину Н…! А Николай Александрович молодец, понимает в искусстве!

– А я его не люблю! Муж говорит, что он жулик, – сказала блондинка почти шёпотом.

– Завидует! – ответила рыжая.

После выставки человек десять, причастные к выставке, пошли в ресторан, где веселились до позднего вечера. Пили вино, произносили тосты в её честь, особенно усердствовал Николай Александрович, но в конце застолья неожиданно предложил выпить «за красавицу Елену Алексеевну, прекрасно проведшую это мероприятие». Взоры обратились на неё, и с таким же усердием, с каким только что восхищались ею, принялись восхищаться талантами музейной работницы.

На следующий день позвонила Юля – впервые за две недели:

– Юля, Юлечка! – обрадовалась она. – Ну как вы там?

– А ты как?

– У меня всё замечательно! Юля! Вчера Николай Александрович устроил выставку моих фотографий! Это было здорово! Меня так хвалили, называли настоящей художницей! Я счастлива! А вы-то, вы как? Как Феденька?

– Феденька, как прежде, дурак. На днях соседи на работу позвонили: «Ваш Федька бегает по крыше котельной и по эстакаде. Сама знаешь, там всё голубями загажено. Поскользнётся, нога поедет – и конец котёнку! Я ему вечером дала чертей, а он: «Я же не один бегал, а с Денисом и другими пацанами. Я не хотел, а они сказали: «Ага! Боишься!? Зассал?» Ну дурак, и другим уже не будет! Убьётся когда-нибудь! Своей башки нет – только бы друзьям понравиться! А приглядеть некому – у бабушки любовь…

– Юля, давай не будем!

– Ладно, ладно… В море-то купалась?

– Нет, даже ещё не видела его.

– Ого! Затворницей живёшь? А мы тебя предупреждали! Ну ладно. Звони. А то мне дорого в роуминге торчать.

В плену обстоятельств

Прошёл июль, заканчивался август, а для Альбины Николаевны ничего не менялось. Николай по-прежнему любил её: целовал, уходя на работу, ласкал, возвращаясь вечером, зарывался лицом в её чудесные мягкие волосы и говорил самые нежные слова. Но что-то было уже не так, как раньше. Всё реже вибрировали в её груди волшебные струны, всё реже звучала сладкая музыка.