Я же столяр, чтобы вам было ясно. И я давно мечтал сделать марионетку, причем такую, с которой мог бы путешествовать по миру, или подзаработать немного денег, никуда не выезжая, или, самое меньшее – хотя следовало бы сказать, самое большее, – чтобы у меня дома появился кто-то, кто мог бы составить мне компанию. В прошлом были у меня знакомцы, я не всегда жил бобылем. Хотя и не обзавелся семьей. Несмотря ни на что, несмотря на то что я горжусь своим искусством столяра, несмотря на прочные стены моей чудесной комнатушки, должен признать: жить в одиночестве мне было тоскливо. Мне захотелось иметь рядом кого-то живого, воплотить – ибо только столяр с моим мастерством в силах воплотить – священное человеческое тело в дереве, чтобы сделать его своим другом и выказать в нем мою неоспоримую величайшую ценность для мира.
Я приступил к делу, вообразив себя Создателем, и в иные моменты ощущал близость к горним высям, словно, покуда я работал, какая-то частица меня вырвалась за пределы моего тела, но не утратила связи с утлой плотью. Это состояние было сродни священной магии.
И вскоре я понял, что произошло нечто удивительное.
Первая вспышка прозрения случилась после того, как я вырезал ему глаза. О, эти глаза! Как же они смотрели на меня – пронзительно, пытливо. Вероятно, тогда мне следовало остановиться. Верно, за мной – как и за любым другим – водилась привычка воображать себе невесть что, но это было нечто совсем другое. Деревянные глаза смотрели прямо на меня, и когда я двигался, их взгляд устремлялся следом за мной. Я постарался в них не смотреть. А вот вы, мой дорогой читатель, не художник ли вы, пускай любитель? У вас никогда не было в жизни моментов, когда, непонятно почему, ваш рисунок выходит более изящным, более наполненным жизнью, чем вам думалось возможным? Вам не приходилось задумываться, кто водил вашей рукой, покуда вы создавали этот удивительный, изумительный шедевр? И не пытались ли вы его повторить, обнаруживая при этом, что так, как в первый раз, у вас ничего не получается?
Я уже описал вам взгляд этой куклы: пристальный, пугающий. Но эти глаза, в конце концов, были созданы мной, и потому я взял себя в руки и продолжал работать. Далее: нос. И снова то же самое: под взмахами моей стамески нос, казалось, стал принюхиваться, он оживал прямо на моих глазах. И, понимаете ли, он