У каждого была своя тьма в душе. У каждого своя борьба за свою душу. Своё искупление. Свой час расплаты…
Вздохнув, Ворон соскочил со своего бывшего ложа, и зашагал к лестнице, ведущей наверх из склепа.
Скоро вновь отправляться в путь.
Защищать людей. Служить Владычице.
Свою душу искать…
Сражаться с тьмой в своём сердце…
Разодранное, покрытое ледком, мясо обнажало безупречно белые кости ребер, вывернутые из грудной клетки. Лица у трупа не было вообще – вместо него скалилась красная маска смерти, обрамленная слипшимися от крови рыжими волосами, поблескивая уцелевшими зубами.
Этот молодой человек был убит именно что ради забавы – тот, кто распотрошил его, явно не был голоден и оставил мясо в покое.
Точно так же, как и десяток его сотоварищей. Изодраных, словно ветошь.
– Так, где, говорите, его нашли? – Ворон поднял глаза на высокого и крепко сбитого мужчину в отороченной мехом накидке, под которой поблескивала кольчуга. Вокруг него угрюмо, точно скалы над фьордом, стояли приближенные дружинники, недобро, но со страхом, поглядывая на мара. Наглазники, точно железные маски покрывали их лица.
– Тут вот, в лесу, – надтреснутым голосом проговорил старик. Взгляд его голубых глаз застыл на изуродованном теле. – Верстах в двух от хутора Свена Гудмундсона, что у деревни Стылый Ручей.
Старик оправил широкой ладонью рыжую, тронутую сединой гриву, доходящую до широченных плеч. Ворон заметил, как мелко дрожит его рука. И то, что движение это было бессмыссленным. Попыткой справиться с тем ураганом, что бушевал глубоко внутри.
– Это твой сын, – скорее сказал, чем спросил Ворон.
Старик лишь коротко кивнул.
– Не человек это сделал, – процедил сквозь зубы старый ярл, загоняя назад наворачивающиеся на глаза слезы. Он свирепо глянул на Ворона. – Говорят, в Гардарике такие как ты могут с подобным лихом сладить.
В голосе старика изодранной кольчугой звенела надежда.
– Так говорят, – спокойно ответил Ворон, выпрямившись, звякнув воронёной кольчугой, надетой поверх куртки. Он заметил, как взгляд одного из дружинников скользнул по амулету, поблескиваюшему на цепочке на его груди. Судя, по пелене суеверного страха, затянувшей на мгновение взор урмана, он узнал серп великой Мораны, Хранительницы Врат, почитаемой в землях Синелесья.
– Тогда, слушай, гард, – в голосе старого ярла зазвенела сталь, – ты разыщешь и убьешь тварь, которая убила моего сына. Единственного сына. За это получишь щедрую награду, а нет… Пеняй на себя. Берешься?