– Потерпи еще немного, Рапс, скоро для тебя это закончится. А пока – поторопись, кабы не всыпал он тебе ненароком…
Вздохнув, девушка взяла свою котомку с примитивными медикаментами и тряпками-бинтами из тележки и поспешила обратно вглубь тоннеля.
На третьем уровне, как всегда, царил полумрак. Не то чтобы это мешало самой Рапс, но вот надсмотрщики из-за этого не любили сюда соваться. Что стряслось в этот раз?
– Наконец-то! Не хотелось бы попортить товар прямо перед его продажей. Чего так долго? Там твоему дядьке резко поплохело. Поди погляди, что с ним. А то скажу его прям тут живьем закопать. Одним меньше. А вы еще наплодитесь, как кошки, да? Ха-ха! – надсмотрщик Кавир встретил ее с характерной ему язвительностью. Плотный и грубый кожаный доспех закрывал все его полноватое, грузное тело, до самого подбородка, пряча его короткую, но широкую шею. Ох, как же Рапс хотела бы впиться своими клыками в эту шею!
– Давай, топай уже! – рявкнул надсмотрщик и демонстративно похлопал рукой по висящему у него на поясе свернутому кнуту. Девушка знала, что, не будь она ценным товаром, этот кнут уже свистел бы в воздухе, направляясь прямиком к ее спине. Она устремилась дальше в тоннель, откуда едва слышно доносились звуки кирок. Малочисленные факелы и еще более редкие масляные лампы играли с ее тенью, пока она шла все дальше, минуя казавшиеся бесконечными темные ответвления шахты. Наконец, она увидела его – дядя Сангар, или, если называть его имя полностью – Сангартрассаг, сидел, прислонившись спиной к стене тоннеля, и выставив вперед ногу. Шерсть, покрывающая его бедро, была вся измазана в крови. Рапс перешла на бег.
– Дядя Сангар! Что такое? Что случилось? Обвал? – она остановилась прямо у него, еще на ходу вытащив из сумки относительно чистые бинты.
– Подожди, Рапс! Что я говорил? Прежде – осмотри рану! А потом уже – действуй! – голос дяди звучал бодро. Сколько девушка его помнила – он всегда был таким, даже в самых темных тоннелях он никогда не унывал, и всегда служил надежной опорой своим сородичам. А самое главное – жене своего почившего брата, маме Рапс.
– Точно! Прости, я сейчас! – она наклонилась и осторожно прикоснулась к окровавленной ноге. Черная, с бурыми пятнами шерсть слиплась из-за уже запекшейся крови. Рапс медленно отодвинула мешающиеся ей клоки своими тонкими, с короткими спиленными когтями, пальцами. Ее взору открылась глубокая ссадина, которая, как ей показалось, вполне могла быть оставлена киркой.