– На Васильевском острове? – спросила Кологривова.
– Именно там-с! И в то же самое время, что и в Зимнем.
Княгиня возвела руку ввысь и строго произнесла:
– Вот она – кара божья! И не будет спасения от десницы сей карающей!
– Государь наследника направил! – продолжал докладывать Панкратий.
– Куда?
– На Васильевский. Возглавить тушение огня.
– Даже при поддержке гвардии государь бессилен перед стихией, а тут юноша-цесаревич, – засомневалась Кологривова.
– В помощь ему лейб-гвардии Финляндский полк послан.
– И что же?
– Потушили.
Марфа Кологривова перелистала Псалтирь и громко прочла:
– «Одно горе пришло, но за ним идёт горе второе».
– Истинно так и было! – отозвалась Голицына.
А Кологривова продолжала читать:
– «И явилось на небе великое знамение: жена, облачённая в солнце… Она имела во чреве и кричала от болей и мук рождения».
– Ещё фрейлину больную спасли! – продолжал сообщать новости с пожара Панкратий. – Графиню Кутузову.
– Наташа тоже фрейлиной стала, – произнесла княгиня.
– Какая Наташа? – не поняла Марфа.
– Загряжская. Когда подросла, мать её приёмная, Александра Степановна, в Санкт-Петербург переехала. Со всеми детьми. И всех во фрейлины определила. К императрице Елизавете Алексеевне.
– Наталья в мать пошла?
– Что-то взяла от неё… Красивой считалась! – княгиня задумалась, словно пытаясь вспомнить, и потом вдруг произнесла. – У государыни в ту пору тайна была… Большая тайна.
– И в писании сказано, – тотчас подхватила Кологривова. – «На челе ея написано было имя: тайна. И сказал Ангел: я открою тебе тайну жены сей и зверя, носящего ея, имеющего семь голов и десять рогов. Зверь был, и нет его, и выйдет из бездны и пойдёт в погибель».
За окном зазвонили колокола.
– Семь голов! – повторила Голицына.
– Семь голов! – как эхо отозвалась Кологривова.
– Да, да! – еле слышно произнесла княгиня. – Именно так… Был… И нет его… И семь голов… Семь!
Княгиня замолчала и, прикрыв глаза рукой, стала вспоминать. По лицу побежали отсветы огненных сполохов, раздался треск петард…
* * *
Петергоф
июль 1806 года
Княгиня отвела руку от лица. Это была уже совсем другая Голицына, ровно на 31 год моложе. Она стояла на лужайке перед петергофским дворцом и смотрела на фейерверк. Повсюду группами и поодиночке любовались огненным спектаклем члены августейшей семьи, сановники, генералы и офицеры гвардии, а также просто многочисленные гости, пришедшие на праздник.