А прожектор из тьмы выхватывает руку Элизабет, не ту, которая на затылке седом, другую, от ласки свободную. Глаза прикрыты, а рука зрячая, сама с глазами, и пальцы в неустанной работе. Ощупывают карманы, поглаживая нежно. Но и внутрь проникают, в глубине шарят, даром, что ли, красивые, длинные.
6
Элизабет впереди в своей шубе, еле поспеваем за ней, за обшарпанным чемоданчиком на колесиках. Коридоры “Шератона”. Из одного в другой переходим. И вот шуба сворачивает, чтобы тут же накинуться на нас с воплем из-за угла:
– Дорогие мои! Боже, как же я соскучилась! Вот вы, вот! Хорошие мои!
Обнимает по очереди каждого и вместе, к себе прижимает страстно, от чувств всхлипывая, а мы растерялись, не понимаем.
– Бедные!
– Чего-чего мы?
– Брошенные!
– Ты нас, что ли?
– А кто, кто?
И даже Валенсия с лицом своим серьезным шубу в ответ гладит растроганно:
– Так мы тоже с Какаду, тоже! Мы с ума вообще, пока тебя искали. По полной, считай, хлебнули!
– Ха-ха, шампанского!
“Здравствуйте” запоздалое со слезами. И Элизабет правда плачет. Так и стоим, сжатые, голова к голове, всё стоим неразлучно.
А я, с лаской вразрез, свое:
– А вот что мужик на груди у бабы как баба, это как?
– Опять нос, Какаду! – кричит Валенсия.
Элизабет с ответом тут как тут. У меня на языке, у нее на языке:
– Это мужик понимает, что баба лучшее, что было в жизни.
– Мужик прав, Элизабет.
Она головой качает:
– Не прав!
И чемодан свой подкатывает:
– Бери, галантный. Поехали.
– А номер твой? Идем и идем. Где?
– Мы не в номер.
– А куда?
Шуба без слов поворачивается и опять поплыла крейсерским ходом, занимая полкоридора. Еще и с Валенсией вдвоем теперь в обнимку. Встречные чемоданчики с трудом их объезжают. А из шубы этой извлекаются на ходу то йогурт, то опять йогурт, потом сыр в упаковке, и нарезки колбас – да хозяйка, видно, и сама забыла, что там в карманах у нее, поистине бездонных.
Догадливый я:
– Супермаркет по дороге?
Оборачивается:
– Вопрос опять, Какаду?
– Ответ уже.
Смотрим друг на друга, понимаем. Смеется:
– Не обольщайся. Еще много чего узнаешь, любознательный.
Все быстрее с Валенсией они по коридору, обнявшись. Сыром йогурты заедают. И вижу, как одна другой подножку, украдкой. Валенсия на четвереньках уже, недоумевает:
– Ты чего?
– А чего?
– Да ты ногу мне… Сдурела!
– Сама, сама.
– Сама себе, что ли?