Начальник зоны приподнял голову и увидел на кровати свою ненаглядную Светочку – она уже не рыдала, она хлюпала носом в мокрую подушку.
– Э-э-х-х-х… м-а-а-а…! – глубоко выдохнул пробудившийся чекист. Он снова положил голову на пол, закрыл глаза и начал тихо говорить.
– Печально очень как, в краю холодном душу заморозить! Мне уж не дано, возврата к нежной лирике душевной. Забыл я Пушкина давно, а Есенин в дрёму даже клонит. Я сказку детскую не вспомню ни одну, и уж душевную, застольную, теперь, навряд ли я спою! Лишь сны тревожные одни: в робах чёрных зеки, да прожекторов огни. В зубах серебряные фиксы, будто псов оскал, и каждый раз, часовой мне снится, как безмолвно с вышки он упал. Тревога! Тревога и команда «фас!» – вот и весь ночной рассказ! Устал я, дорогая!
Света стояла рядом, она взяла его руку и помогла подняться. Они молча сели на кровать, прижавшись плотно плечами. Света заговорила первой спокойно, ласково и тихо.
– Так нельзя, Гришенька! Ты четвёртый год без отпусков. Облик твой, сам не замечаешь, а он становится холодным. Просись, добивайся как можешь, но тебе надо отдохнуть! На юг поедем, к теплу, согреешься, оттаешь, и лирика в тебе проснётся, и ты снова будешь ею жечь моё сердце, как и прежде в юности своей.
Он медленно повернулся к ней и нежно взял за плечи, глядя в её глаза, наполненные слезами.
– Какая глубина, и сколько в них печали! Неужели прожитые годы их только ею наполняли? Не печалься родная, гони свою грусть, ну хочешь, прямо сейчас, дорогая, я что-нибудь из устава прочту тебе наизусть!
Она грустно улыбнулась, обняла руками его шею, и тихо сказала: «Я твои уставы давно все знаю наизусть!»
Зал шумел аплодисментами, с разных сторон слышалось «браво!», а на сцене неожиданно появились букеты цветов – явление редкое в эту пору для Заполярья. Видимо, в антракте кто-то похлопотал по своим каналам, и к концу представления их успели доставить.
Раиса, под впечатлением игры мужа, выскочила из дома культуры и бежала к автобусной остановке с одной только мыслью – любой ценой раздобыть для своего Аркаши букет свежих роз и вручить их прилюдно, расцеловать и обнять несравненного, лучшего из лучших и самого талантливого!
Казбек Кердышвили от не слыханных аплодисментов и счастья был сейчас не на сцене, он был на небесах! Это был фурор вместе с аншлагом.