– В батальоне он был явно лишний. И Бычу отправили к нам в роту командиром третьего взвода, которым он отказался командовать, собственноручно написав бумагу о том, что боится личного состава! Я чувствовал в нём беспредельщика, такого же, как сам. К тому же Быча был КМС по боксу и связываться с ним точно не стоило.
– Я пнул по ножке кровати и ещё раз повторил:
– Подьем!
– Иди на хуй, командир, а то уебу, – и Быча грозно зыркнул из под одеяла.
– Шпалы пришли, Быча. Один вагон без креозота. На станцию пиздуй к работягам и в цех зайди. По рублю за штуку отдадим.
– А похмелиться.., что осталось?
– Я достал бутылку портвейна и открыл, налил ему и себе по полстакана. Полегчало. Мы закурили. Быча стал одеваться. Махмуд уже прибрал каморку и принёс завтрак, тоже солдатский. Через немогу съел пару ложек.
До Махмуда в офицерской теплушке прислуживал другой солдатик, и как то раз у Бычи пропали триста семьдесят четыре рубля. Быча заподозрил общего денщика. И тот сознался в воровстве, но… после того, как Быча привязал его к стулу и загнал ему под ногти иголки. Я сам видел следы от пыток!
Поскольку Быча всё таки оказался прав, все промолчали.
Вагон шпал по рублю за штуку разлетелся за пару часов самовывозом. Местные аборигены с удовольствием скупали чистые шпалы на строительство своих дачных фазенд. Ещё бы, в четыре раза дешевле гос. цены!
Вечером я опять надрался в хлам. После играл в карты. Не зафартило. И проебал рублей четыреста батальонному доктору старлею Абрамову, приехавшему к нам в роту, неведомо зачем… А потом лёг и отключился.
Я прибыл на службу почти два года назад лейтёхой-двухгодичником, что вызывало зависть и раздражение у кадрового состава и пренебрежение у прочих служащих.
– Я был полон романтических взглядов на офицерские погоны и, желая приобрести симпатию своих сослуживцев, сразу же проставился ящиком водки офицерскому общежитию – старому деревянному бараку без каких либо удобств. Водка была тут же выпита, а я вложен замполиту части. Вот так!
Деваться было некуда, хотя желание дезертировать было огромное. Особенно после того, как меня поставил по стойке смирно старлей. Я чувствовал себя пидарасом.
Я плохо понимал суть и дело. Все мои подчинённые были на одно лицо. Я не способен был их различить. К тому же я не понимал, какая есть разница между чеченом, узбеком или армянином. Выйдя первый раз ответственным по роте на подъём, поставили сходу начальнички-доброхоты, я увидел, что крайние койки игнорировали приказ дневального. И, как напутствовал мне мой ком. роты, подошел и уебал табуреткой спящего. Солдат вскочил и… Ёбанный в рот! Я узнал в нём коптера дагестанца без пяти минут дембеля. Он поддался вперед. Не оставил мне выбора – я уебал его кулаком в челюсть. Он грохнулся, а я снова схватил табуретку и хотел уебать второго спящего. Но тот уже вскочил и стоял по стойке смирно. Весь день я ловил на себе их косые злобные взгляды. А вечером пожаловался командиру Коше, что каптер и старшина меня люто ненавидят.