У Али был долгий, растрепанный и уже малосюжетный роман с писателем с Левой улицы. Писателя звали Митрий, писатель он был гениальный, парадоксальный, писал и прозу и стихи, выступал с обличениями и суждениями, был чтим и популярен, но пару лет назад его хватанул инсульт прямо в дороге меж очередными городами и он притормозил свое вращение, купил зачем-то керосиновую лампу и с нею прибыл в Заиндень как раз на стыке лета и осени в какой-то легкомысленной рубашонке и с пиджаком через плечо для писательского антуража и пришлось его обшивать, обмеривать, так как-то и закрутилось, сшилось, слепилось и теперь писатель вновь набирая обороты читал Але новые главы романов, стихи и речи перед тем, как выложить их в интернет, в местной школе преподавал литературу, а временами и языки, переписывался с несколькими мировыми классиками и даже пару раз зазывал их в гости, но ровным счетом никакой дачи писателя из этого не выходило и он наскучив всеми снова запирался в своем кабинете и выходил пить чай только после трех, когда нужные десять страниц были написаны. Аля ему нравилась, он включил ее в пару романов, называл своею отрадою и утехою, но руку и сердце держал при себе, что, впрочем, Алю вполне устраивало: шитье требовало сосредоточенности, а писателя иногда было слишком много. Так и строчили они на пару каждый свое, один полотно вечности, вторая – все, что нужно человеку от пеленок до саванов, от мантий до халатов, от театральных занавесов до носовых платков. Спрос на платки был особенно велик после выхода какого-нибудь эпохального романа писателя и критикам в знак признательности Аля отсылала книги писателя с авторскими обложками и закладками, что у них меж собой называлось соавторством и каждая такая отправленная посылка сопровождалась обязательным званым ужином.
Олю прочили за одного из еще холостых сыновей Тевье, на хутор которого она ходила за шерстью для пряжи и валяния, но она все отнекивалась и говорила, что любую девушку с козочкой ждет участь Сольвейг, а она не готова. Готова или нет, но тайком сестры уже шили ей подвенечное платье и плели фату, поскольку были уверены, что в любом непонятном случае лучше иметь платье, чем его не иметь.
Левая улица, покидая площадь Домины вела к университету, который объединял в себе и университет с лабораториями и кафедрами, и театр, и школу, и библиотеку, и галерею изящных искусств, и видеомастерскую, и маленький планетарий с таким же крохотным естественно-научным музеем.