– Оля, ихито. Здравствуй сынок, – по-испански защебетала Виктория, женщина, которая, несмотря на многодетность, сохранила юношеский задор и детскую непосредственность.
Ее нисколько не смущало, что ее собственный сын старательно избегает общения с ней и даже как будто стыдится ее. Она этого даже не замечала, ей слишком много пришлось выживать в этой жизни и поэтому все, что не способствовало этому выживанию, не отпечатывалось в ее сознании, и всякого рода сомнения и неудобства рассеивались как утренний туман, когда на горизонте появлялась выгода. Эта черта, которая была также присуща и ее сыну и которая всегда помогала Джонатану в жизни добиваться успеха, больше всего раздражала его в матери, он как будто смотрелся в зеркало и морщился от собственной неотесанности и плебейских замашек.
Сейчас же Виктория поставила перед собой конкретную цель – устроить жизнь своего младшего сына Федерико, парня молодого и дерзкого, который считал, что раз уж его старший брат добился таких высот, то не мешало бы ему помочь своему родственнику. Федерико не хотел унижаться сам, поэтому за него все делала мать. Виктория убеждала Джонатана не только взять Федерико на работу, но и позволить ему немного пожить в его студии, чтобы он посмотрел, как все делается в Нью-Йорке и начал вливаться в его бешеный ритм. При одной мысли, что его надоедливый брат, засранец и марихуанщик, c которым ему приходилось делить комнату с самого детства, снова будет маячить у него перед глазами, кровь закипела в его жилах. Джонатан, научившийся в профессиональном мире контролировать свои эмоции и показывать только те стороны его натуры, которые характеризовали его с положительной стороны, вдруг сорвался и, словно маленький ребенок, стал кричать маме, что никогда этого не будет, никогда этот бездельник не поселится вместе с ним. Работать его устраивать он тоже не собирался, пусть пробивается сам, думал он, ведь ему-то, Джонатану, никто не помогал, он всему учился сам и заслужил жить в комфортабельной квартире один. Виктория Гарсиа крайне удивилась такому припадку со стороны старшего сына. В детстве с ним это случалось часто, но последнее время он обращался со всеми с исключительно неизменной вежливостью, хоть холодной и отстраненной, в том числе, с ней и его братьями. Но видимо эта ее просьба разбередила старые раны, и Джонатан показал лицо, которое он научился прятать за личиной успешного предпринимателя, завоевателя Нью-Йорка. И вот с ней уже разговаривал тот человек, которого она отлично знала – капризный, закомплексованный подросток из Нью-Джерси, который ненавидел и свою семью, и свои латиноамериканские корни и мечтал поскорее вырваться во взрослую свободную жизнь.