Виктория же в свою очередь была не из тех женщин, которые легко сдаются. Она продолжала давить на сына, напомнила, через что ей пришлось пройти для того, чтобы обеспечить достойное будущее своим детям. Вновь припомнила, как тяжело было многодетной матери в чужой стране, как единственное, что не давало ей упасть духом, была улыбка Джонатана, который приходил к ней в комнату, обнимал ее за плечи и рассказывал какие-нибудь смешные истории до тех пор, пока она не переставала плакать и отвечала благодарной улыбкой своему старшему сыну.
Джонатан, который слышал эту историю не один раз, еще больше взбесился. Нет, ни за что на свете он не хотел бы вернуться в те времена, когда ему приходилось играть роль старшего сына и брата заступника, питаться в дешевых бодегах (продуктовых магазинах латинских кварталов) и быть частью того общества, которое он сейчас презирал всем своим нутром. Воспоминания из детства с такой резкостью ворвались в его разгоряченный от злости мозг, что он почувствовал физическую боль. Он сказал матери, что если еще раз она посмеет навязывать ему компанию Федерико, он перестанет посылать ей деньги. Пусть она выживает, как умеет. С этими словами он выключил телефон.
По дороге в Апстейт в своем красном купе БМВ Джонатан еще долго не мог отойти от неприятного послевкусия после разговора с мамой. Он вспоминал те ужасные слова, которые бросил матери сгоряча, и сейчас не мог побороть чувство вины. Но тут же вспомнив наглое самовлюбленное лицо младшего брата, пришел к выводу, что сделал правильный выбор. Ему уже давно следовало отпустить прошлое и порвать связь с семьей, которая только дискредитировала его. Через полтора часа живописной дороги Джонатан, к которому уже вернулось спокойствие и самообладание, подъезжал к хорошо знакомому ему семейному дому невесты.
Едва въехав на территорию особняка, Джонатан оказался в гуще событий.
– Обама – разочарование для нас, прогрессистов. Он не внес никаких изменений в неравенство черных, депортировал больше латиноамериканцев, чем любой президент до него, и посадил мигрантов в клетки. И все же он лучше, чем любой республиканец до него и я уверен, чем кто-либо после него, – страстно и убежденно в своей правоте говорил молодой парень в хорошо отглаженном свитере от Лакост, находящийся в кругу гораздо более взрослых гостей.