– Иврит знаешь?
– Нет.
– Высшее образование имеется?
– Имеется.
– Что хочешь делать тут, в Израиле?
– Не знаю. Что скажут, то и буду делать. Но лучше вообще ничего не делать. Так можно?
– Тебе, Шломо, сильно повезло. В одном из лучших ульпанов>2 страны сегодня начинается новый учебный заезд. Другие месяцами ждут, чтобы попасть туда, а ты с корабля на бал. Тебя отвезут в ульпан Етцион в Иерусалиме, – строго и несколько раздражённо закончила свой короткий вкрадчивый допрос женщина в очках. Она выдала мне новый документ вместо удостоверения личности беженца и путевой лист для проезда в Иерусалим.
Она, наверное, думала, что я тут же начну прыгать от радости, но поняв, что ошиблась, сдержанно улыбнулась и указала мне на выход.
Зал аэропорта для прибывающих выглядел похожим на такие же в Домодедове в Москве или в Толмачёве в Новосибирске – такой же огромный и многолюдный. Мужчины, женщины, чемоданы, коляски и шумные дети до краёв заполняли помещение. Кто-то выкрикивал фразы по-русски, но в основном вокруг стоял гул иностранных голосов.
Публика была крайне разношёрстной, но что-то не очень очевидное всех их объединяло.
Я вдруг понял, что все они… евреи, и от этого неожиданного и вполне понятного открытия в недоумении сел на ближайшую скамейку. Чувство, что вокруг меня евреи, и только евреи, будет преследовать меня ещё несколько месяцев подряд.
Дорогой в Иерусалим запомнил приторный, немного пьянящий запах совсем недавно экзотических апельсиновых рощ. И день выдался исключительно тёплым, солнечным и ясным. Апельсиновым.
На полдороге ровное долинное шоссе вдруг закончилось, и перед нами встали Иерусалимские горы. Естественные ворота, образованные самой природой для иерусалимских паломников – Шаар ха-Гай, дали проход современному шоссе вглубь гор. Что-то неуловимое в окружающем пейзаже напоминало мне советский Крым – возможно, из-за кипарисов на холмах вдоль извилистой горной дороги.
Всё было по-новому, как-то по-другому. Совершенно круглое январское солнце согревало меня, незнакомая извилистая дорога влекла вверх. Казалось, что птицы в новой стране щебечут охотнее, громче и мелодичней.
Как они щебечут в Советском Союзе, я теперь не помнил, да и никакого дела до этого мне уже не было.
Теперь я свежеиспечённый израильтянин.
Из-ра-иль-тя-нин!