Автоматически сунул руку в карман брюк – заветные американские деньги были на месте, можно было продолжать спокойно и уверенно жить дальше. Насколько спокойно, в какой степени уверенно и как долго, было пока неизвестно.
О будущем вообще ничего не было известно, поэтому моё состояние было лёгким и необременительным.
За иллюминатором начинало светать. Солнца ещё не было видно, средиземноморская луна по-прежнему ярко освещала поверхность воды далеко внизу под брюхом самолёта. Было странное ощущение пребывания вне пространства и времени: трудно или невозможно определить, где ты находишься, а также время суток, время года и время вообще. Казалось, самолёт преодолевает какую-то невидимую границу, опускается по условной лестнице в неведомое и таинственное. Люди в самолёте напряглись в ожидании глубоких воздушных ям, дети замолкли и не галдели, старики закрыли глаза, а молодые, крепко обнявшись, дышали глубже, чем обычно.
Стюардесса в последний раз прошлась по салону, предлагая напоследок всё ещё по-советски настроенным пассажирам дешёвые капиталистические товары, до этого момента виданные ими только в редких снах.
– Семён! Смотри, сигареты американские продают по дешёвке. Одолжи 20 долларов! Я свои деньги оставил в чемодане в багаже. Как только приземлимся, я тебе немедленно верну, – сказал двадцатилетний паренёк, сидевший всю дорогу рядом со мной.
– Послушай, Саша… – начал было отвечать ему нагловатым тоном черновицкого «лабуха», но подходящих к случаю убедительных слов никак не мог подыскать. Бросился искать ответ в своей памяти, но там зияла звенящая дорожная пустота. Наверное, сразу после рождения у меня было точно так же пусто в голове, с той лишь разницей, что тогда никто не просил у меня денег в долг.
Конечно, Сашу следовало бы послать подальше, но мне почему-то не хотелось этого делать и с этого начинать новую, капиталистическую, жизнь. Я просто его проигнорировал. В тот момент мне ничего не хотелось делать и тем более одалживать ему либо кому-нибудь другому деньги.
Динамики самолёта объявили по-русски, что мы пролетаем над береговой линией Израиля. Я посмотрел в иллюминатор и убедился, что берег действительно имеется, а вдоль него уютно расположились огни какого-то большого города.
Хотя в самолёте было полно взрослых, в этот момент все повели себя как маленькие дети. А когда самолёт приземлился на «земле обетованной», пассажиры стали хлопать в ладоши, молиться, обниматься и даже плакать.