– Передавай привет Полли, – сказал Адам на прощание, стоя в дверях в квадрате электрического света. – И, если всё-таки у вас появятся вакансии, дай мне знать.
Он улыбался, и Том улыбнулся в ответ и помахал ему, а потом дверь закрылась, оставив его в темноте.
Когда Том шёл через заросшие кустарником дворы к трамвайной остановке, от тёплого дня не осталось и следа. Осень наползала неумолимо, как ядовитый туман, и спрятаться было негде. Он прибавил шаг, чтобы поскорее выбраться из этих безмолвных зарослей, выйти на освещённую улицу, где есть хоть кто-то живой. По вечерам эти запущенные дворы превращались в жутковатые джунгли – люди не высовывали нос из квартир, будто опасаясь чего-то или кого-то, притаившегося в темноте. Том никогда не понимал, почему Адам выбрал именно этот район, – ему хватило бы денег снять квартиру чуть ближе к центру. А в подобных трущобах любого нормального человека преследовало чувство, будто люди здесь лишние. Природа понемногу брала своё, тут и там пробиваясь дикими стеблями сквозь асфальт, разрывая корнями бетон и поселяясь на крышах пятиэтажек. Она наступала – и вовсе не дружелюбно. Казалось, пройдёт ещё десяток лет, и в полуразрушенных домах не останется ничего, кроме кустарника, одуванчиков и полыни.
Добравшись до метро и зайдя в вагон, Том вздохнул с облегчением. Поезд нёс его домой, и он с удовольствием думал о том, как продолжится вечер: они с Полли сядут на кухне и заварят чай, будут болтать до полуночи, а может, и дольше, пока кто-то из них не начнёт валиться на стол от усталости. Приятное завершение приятного дня.
Если, конечно, она придёт домой ночевать.
Неоновый свет больно бил по глазам. Буквы загорались по очереди, потом трижды мигали все вместе, потом гасли, – и всё по новой. Кислотно-зелёные, они будто разъедали сетчатку, но как бы Доминик ни старался, он не мог отвести взгляд надолго. Глаза вновь и вновь возвращались к остроконечной «Р», вслед за которой вспыхивали «У», «И», «Н», «Ы», и слово намертво впечатывалось в его болезненный мозг. Даже закрывая усталые глаза, он видел перед ними лишь эти чёртовы пылающие «Руины». Тогда он опускал взгляд на переливавшиеся разноцветными огнями ряды бутылок, надеясь удержаться от мучительной тяги вновь уставиться на буквы. Он знал, что надолго его не хватит.