Хитростей много, и надо было уметь их разгадывать. Нельзя верить внешности. Нельзя доверять своим глазам…
Теперь надо было разгадать фальсификацию людей.
Сперва пестрота базара мешала заметить и выделить кого-то по отдельности. Потом Ганя начал отличать перекупщиков и апсатарок2 от обывателей. На крестьян смотреть было скучно. У них был растерянно-настороженный взгляд, неуклюжие движения. Но скоро мальчик заметил, что некоторые крестььяне не так уж неуклюжи, не так уж робки. Их движения были уверенны и чётки, взгляд суровый и пристальный, в разговорах слышался повелительный тон. Продавая товар, они не рядились, не уговаривали и без сожаления отпускали покупателя без покупки. С некоторыми рядились тихо, без азарта.
Бросилась в глаза одна особенность: после напряжённого общения с покупателем, оставшись наедине, крестьянин расслаблял всё тело: опускал руки, голову, расслаблял мускулы лица. А некоторые наоборот – группировались, распрямлялись, разворачивали плечи, расправляли рубаху, сгоняя складки большими пальцами, засунутыми за пояс.
Особенно удивлял один «крестьянин», который на своих бутылах3 чувствовал шпоры, левой рукой не размахивал, а прижимал её к бедру, снимая шапку, не хватал её за верх, а брал спереди, делая складку.
Но скоро внимание Гани привлёк нищий, не то юноша, не то захудалый мужичишка, которые просил подаяние – не у апсатарок, где шансы на скупую щедрость были повыше, не шнырял в обжорном ряду, где можно было урвать кусок, а у подозрительно-нерасторопных торговцев из крестьян. Те провожали его подозрительными и ненавидящими взглядами. Однако здесь Ганины наблюдения не дали ничего интересного. Нищий явно был одинок. Ясно, что он не заговорщик, не жулик, и уж конечно, не нищий. Надо посоветоваться с Юрьевым.
Вечером Ганя подробно доложил обо всём Юрьеву, и даже особенно о нищем, но Юрьев обидно посмеивался. Потом он позвонил по телефону и попросил прийти Рогачёва. Гане интересно было встретить известного сотрудника ЧК, которого он видел только мельком. Каково же было его удивление, когда он узнал в нём того самого нищего, правда, одетого теперь в безупречно подогнанную кожаную тужурку, галифе с леями4 и щегольские сапоги. Юрьев доложил ему о наблюдениях Гани. Рогачёв встал и горячо пожал мальчику руку.