Лодочник оскалился, вообразив, должно быть, как лишает ее невинности каждую ночь на протяжении многих лет.
Пальцы Ларманы осторожно скользили по его плоти высокомерной, брезгливой, скучающей лаской. Кончиками их она сдавила головку, провела по ней, коснулась указательным ее навершия, прижала к нему подушечку. Мужчина понимающе и довольно ухмыльнулся, признавая в ней опытное и бесстрашное умение. Прикосновения ее кружились, сжимали, тянули, терзали, но лодочник сохранял свое неподвижное молчание, наслаждаясь даже теми деяниями ее, которые она совершала, прикусив губу и широко раскрыв глаза, не сдерживая уже ни силы, ни желаний, царапая его острыми ногтями, выкручивая натужную твердость с пугавшей меня яростью. Когда же семя изверглось из него, длинной струей взмывая в туманящуюся, мглистую полуденную дымку, едва не сбивая полет рубиновых стрекоз и чернокрылых, мозаично узорчатых бабочек, выплескиваясь снова и снова, ядовитой росой застывая на высоких травинках и широких, остроконечных, темных листьях, долго еще покачивавшихся после жестокого удара, пригибавшихся к земле от непосильной тяжести, он позволил себе закрыть глаза и издать единственный звук, рычащий, утробный стон, с каким мог бы торжествовать победу над охотником умирающий зверь.
Обратный путь показался мне быстрым и тихим. Возможно, причиной того стало течение реки или же моя усталость. Лармана полулежала на сиденье и дремала, опустив в воду пальцы. Заинтересовавшиеся ими темные рыбины некоторое время преследовали лодку, поднимая над поверхностью воды сверкающую черную чешую с длинными и низкими спинными плавниками, ударяясь о возмутившую их бледную плоть, но все же не осмеливаясь вцепиться в нее.
К моему следующему посещению Лармана подготовилась со всей обстоятельностью. По прибытии нас отвели в кабинет инженера, где мы застали его стоящим, скрестив руки, перед высокой чертежной доской из желтого дерева, пребывающим в глубокой задумчивости, исследуя взором тонкие, снабженные цифрами и пояснениями линии, формировавшими для меня нечто более подобное хаосу пересекающихся, наплывающих друг на друга, исчезающих друг в друге геометрических фигур, но для него, несомненно, имевшее смысл и представлявшее некую проблему, требовавшую самых сосредоточенных размышлений. Понадобилось кашлянуть, привлекая к себе его внимание и только тогда он, вздрогнув, повернул к нам голову, часто заморгал и, словно очнувшись, бросился ко мне.