Девушка все так же лежала и казалась почти сонной, потерянной, опустошенной и успокоенной пережитым удовольствием. Не следовало позволять ей больше положенного, но в некоторых случаях чрезмерность признавалась допустимой и даже полезной. Преподававшие мне науку волаптологии признанные светила науки в один голос утверждали наше занятие близким к искусству, требующим от каждого из нас совмещать в себе чувствительность и изобретательность художника с внимательностью и знанием доктора.
В кабинете инженер объяснял Каброссу некие механические секреты, указывая на различные части чертежа.
– Доктор, это поразительно! – он улыбнулся мне как давнему и давно не встречавшемуся другу. – Ваш слуга плавал на канонерках, для которых я разрабатывал систему поршней. Он очень высоко отзывается о лодках. Говорит, что их скорость не раз спасала ему жизнь.
Несколько уязвленный отвлекшимся от меня вниманием, я сообщил ему о великолепном самочувствии супруги, попросил дать ей час на отдых, передал Каброссу саквояж и мы покинули дом инженера.
– Лодки действительно были так хороши? – не удержался я, когда мы выехали за ворота.
– Хуже некуда. – Кабросс хрипло рассмеялся. – У проклятых тварей дважды ломались новые гребные валы прямо во время боя. Но действительно быстрые.
Рассмеявшись, я взмахнул руками в восторженном жесте.
Через пару дней после того я был потревожен посреди дня неожиданным вторжением. Как и в любой день, когда мне не требовалось ехать к пациентке и я мог посвятить время домашней работе, после завтрака я закрылся в кабинете, где привел в порядок некоторые бумаги, составил подробные заметки, уделил немного времени своей научной работе и даже набросал план главы для грядущих мемуаров. Ближе к полудню я уже чувствовал себя уставшим и, согласно собственному обычаю, задремал прямо в кресле, свесив с подлокотников руки, находя умиротворение в едва слышном уличном шуме, прерываемом лишь похотливыми птичьими трелями да воинственными кошачьими воплями.
Грохот телефонного звонка воткнулся в мой сон гневливым клыком. Приоткрыв глаза, я с сомнением смотрел на аппарат, не желая отвечать. Единственной причиной мог быть срочный и неотложный вызов, которого мне хотелось меньше всего. Только мысль о белостенном домике на далеком острове помогла мне преодолеть слабость.