Мы бы с ней так до конца веков обнявшись стояли, наверное, только щелкнул дверной замок и голос сзади сказал: – Опа!
Дальше я плохо помню. Кажется, мы с ее боксером дрались. Хотя, что значит дрались? Он меня просто побил, там, в тесноте гостиной. Я еще куртки все с вешалки оборвал, падая. Помню, как Лера кричала и меня от него оттаскивала. Шум, гам, все перевернулось вверх дном.
Потом боксер сказал: – Да и хрен с вами! И ушел, хлопнув дверью. А мы целовались, как сумасшедшие, и было немного больно из-за разбитой губы и носа. Помню, Лера вся в моей крови измазалась, и мы смеялись, смеялись…
Утром он поила меня крепким чаем, а я не мог смотреть ей в глаза. Лера сказала, что понимает теперь, почему со мной ни одна девушка не задерживалась надолго, а я ответил, что удивлён, почему ни один парень не жил с ней больше двух месяцев.
– Боксер почти три месяца жил, – сказала она, и ушла в ванную собираться на работу.
Мы с Лерой с тех пор вместе. Она говорит, что я её половинка, и похоже, что она моя. Говорят, когда у влюбленных проходит страсть, на смену ей приходит нечто большее – уважение, забота, любовь. Не знаю. Посмотрим.
Может, она снова станет мне лучшим другом.
– Ну, где ты там? – пронзительно рявкнул женский крик, – Сдох что-ли?
Несколько метров хаотично спроектированных в девяностые годы прошлого века коридора и проходной комнаты деда Коли, ушедшего уже два года как, и все еще заполненных его кисловатым запахом, словно старик по-прежнему сидит там, подслеповато щурясь в кроссворд, не сделали крик жены тише. Он грохнул над плечом Семена Акимовича, как стартовый пистолет, дернув руку, зачерпывающую компотной поварешкой, лиловый тягучий суп из кастрюли с отбитым боком. Кусок мяса, черный как уголь, словно испугавшись крика, сорвался вниз, показав в образовавшейся воронке на секунду оранжевые кружочки картофеля и старчески сморщенное лицо чесночной головки. Плюх!
Семен Акимович оттер ладонью суп с щек и энергичней заработал поварешкой. Капли смешивались с потом, и эта маргонцовочного вида субстанция медленно пробивала дорожки вниз сквозь кустики щетины, подчиняясь закону гравитации. Этот же чертов закон сдвигал цветастые трусы Семена Акимовича внушительного вида животом к коленкам оттенка старой обшарпанной известки. Набирать суп и подтягивать трусы одновременно оказалось неожиданно трудно, но Семен Акимович справлялся. Надо было спешить. Уже звучали торжественные первые аккорды сериала, которому, слава богу, не было видно конца, а внушительного размера тарелка пиалового типа с зеленой ломаной полоской по боку быстро набиралась дымящимся содержимым.